морали и нравственности). В уставе 1828 г. в свернутом виде присутствуют такие основания цензурного вмешательства, как оскорбление («непристойными выражениями»), диффамация, («предосудительное обнародование»), вмешательство в частную и семейную жизнь («домашнюю жизнь»), клевета.
В третьем Цензурном уставе впервые появляется положение о том, что «никакой чиновник не имеет права без дозволения начальства обнародовать сведения, ставшие ему известными по службе» (п. 10). Наличие данной нормы позволяет говорить о становлении института служебной тайны: перечней видов конфиденциальной информации еще не существовало, но устанавливался общий запрет на распространение любых сведений, ставших известными по службе.
Отдельный раздел цензурного устава был посвящен иностранной цензуре. Специфика наблюдения за иностранными изданиями состояла в том, что цензура имела дело не с рукописями, текст в которых можно было изменить, а с уже изданными книгами. Поэтому цензор должен был принять одно из следующих решений: дозволить к обращению, дозволить за исключением некоторых мест (страницы вырезались или заклеивались), запретить к обращению для публики или запретить безусловно (п. 98).
Цензурный устав регламентировал применение к цензуре иностранной всех норм, действовавших для внутренней цензуры. При этом предписывал, что «романы, повести, другие произведения иностранной словесности должны быть рассматриваемы с большей против иных книг строгостию в отношении к нравственности их содержания» (п. 103).
Однако строгости цензурного устава по отношению к иностранной литературе успешно преодолевались. Е. А. Кулакова, изучавшая журналы заседаний Комитета цензуры иностранной в Петербурге, приходит к выводу, что Главное управление цензуры часто удовлетворяло прошения частных лиц о выдаче им запрещенных книг. С получателя иностранных книг брали расписку «в непередавании оного никому другому»110.
Ю. Г. Оксман указывает на другой способ обхода иностранной цензуры: в списках книг, составляемых книгопродавцами для цензурных комитетов, указывались лишь названия книг, но не сообщалось число привезенных экземпляров. В случае запрещения цензурой той или иной книги книгопродавцы должны были отправить книги обратно, но отправлялась только часть экземпляров, а другие книги реализовывались по более высокой цене111.
Подтверждением того, что запрещенные книги имели широкое обращение в российском обществе, могут служить и данные, приводимые С. Монасом о том, что «после раскрытия заговора петрашевцев в Петербурге в ходе специальных проверок магазинов книгопродавцов была выявлена 2581 запрещенная книга»112.
Таким образом, цензура не справлялась со своей главной функцией – отфильтровывать информацию и мнения, противостоящие официальной идеологии. И. М. Чирскова отмечает парадоксальные результаты деятельности цензуры: «Усилия цензоров, направленные на ограждение государственных интересов, нередко приводили к неожиданным результатам – популяризации запрещенных произведений отечественной