чиркнул спичкой, пробудив к жизни бутон пламени, налил в кастрюлю воды и поставил на огонь. Потом извлек из малогабаритного холодильника, закрепленного на табурете, пару яиц и укоризненно посмотрел на Кучкина. Кучкин промычал, но с перфоратором не расстался. Хотя его взгляд перестал блуждать по стене и сфокусировался на зажженной конфорке. Не дожидаясь, когда забулькает вода, Кирилл опустил в кастрюлю яйца, и снова посмотрел на Кучкина. Тот, будто окаменел. "Взять бы, и нарисовать тебе фломастером злобную пасть, а сзади под халат засунуть, в качестве хвоста, резинового надувного крокодила, – и будешь тираннозавром, переползшим из одной эпохи в другую» – разгорячено подумал Кирилл.
Но Кучкин вовремя стянул маску и разоружился, положив инструмент на свой стол. «Кирилл, я, что тебе скажу, ты кушай, не буду мешать, ты почту, когда достаешь, проверяй внимательней рекламные буклеты, прежде чем их в мусорное ведро. Квитанция затеряется, потом неприятностей не оберешься, затаскают». " Хорошо, хорошо, Митрофан Ильич, не беспокойтесь, я всё перетряхиваю» – в отцы Кучкин не годился, но разница в возрасте была ощутима, и Кирилл был с ним на «вы». " Ни одна нужная бумажка не затеряется, живите себе спокойно» – улыбнулся Кирилл и поставил под холодную струю из-под крана кастрюлю с горячими яйцами.
8
Неделю в квартире стояла тишина. Как по заказу. Кучкины не объявлялись. Затворившись, словно в монашеской келье, зря что ли и имя взял новое, посвятив сам себя в духовный сан поэта, Кирилл Воронов отдался охватившему его вдохновению. Его перло. А что, несмотря на затасканность этого слова, и, в связи с этим, приобретшего налет вульгарности, глагол-то сильный, Кириллу нравился. Производное от Перуна. Переть, разить. Или своего грозного бога люди объявили таким именем? В действительности, до конца разобраться с этим не представляется возможным. Это смотря что брать за основу. На какой стоять позиции. Что было вначале: яйцо или курица? Хотя, по мнению Кирилла, и боги и названия появлялись одновременно. Рифмы у Кирилла рождались сами по себе, сотворялись будто из воздуха. Он ничего не искал, не вытаскивал из запасников памяти никаких созвучий. Они сами сыпались одно за другим, как у фокусника из пустого рукава. И если бы он держал в руке не шариковую ручку, а перьевую, то уместно было бы сказать: созвучия, пробежав по стальному перу, и соскользнув с раздвоенного кончика, смешавшись с чернилами, застывали волнующей музыкой на бумаге. И если не на века, то на обозримые десятилетия. На меньше Кирилл Воронов согласен не был.
Через неделю он рассчитывал поставить точку, и подписать даты своего творения. А на сегодня, неплохо бы отложить труды и сделать небольшой перерыв, прогуляться по центру города, развеяться.
Рекламная тумба походила на даму в шляпке с широкими полями, затянутую в корсет. Уже издалека бросалась в глаза фиолетовая афиша, в которую была закутана