Иногда то, что мы словно намеренно создаем себе такие сложности, когда все могло бы быть так просто, выглядит чистой глупостью.
Между тем дыни, должно быть, уже распроданы. Чувствую себя гниющей изнутри, во мне сидит какой-то ком, и физически мне тоже паршиво. Не мудри, это не тело, это в тебе бродит твоя истерзанная маленькая душа.
Через некоторое время, наверное, я снова напишу, что жизнь все же прекрасна и я счастлива, но сейчас не могу себе даже представить, как это со мной может быть.
Пока нет никакого лейтмотива, нет постоянного глубокого течения, питающего мой исчезающий внутренний источник, и, кроме того, я слишком много думаю.
Мои идеи висят на мне, как просторное платье, до которого еще надо дорасти. Мой дух гонится вслед за интуицией, что, конечно, во всех отношениях неплохо, но дух или ум, назовите как угодно, дабы ухватиться за подол моих различных предчувствий, часто испытывает ужасное напряжение. Всевозможные неопределенные идеи порой требуют конкретной формулировки, но, может, они для этого еще недостаточно созрели. Нужно вслушаться в себя и при этом, чтобы сохранить равновесие, хорошо питаться и спать. А иначе, хотя акцент в наше время ставится совсем на другое, – несколько отдает достоевщиной.
Девентер, пятница [8 августа 1941], 10.15 утра. От S., негодяя, писем пока нет. Охотно посмотрела бы на него, окруженного множеством набожных дочерей там, посреди беспорядочного хозяйства в Вагенингене.
Когда я спустилась, первыми мамиными словами было: «Я чувствую себя такой несчастной». Удивительно, стоит отцу лишь тихо вздохнуть, как мое сердце прямо разрывается, а когда мама патетически объявляет, что чувствует себя несчастной, что снова не сомкнула глаз и т. д., – меня это не трогает.
Прежде, встав поздно в совершенно разбитом состоянии, я думала: «Ну, вот день и пропал, я уже ничего не сделаю». Сейчас тоже неприятное чувство, будто чего-то не успею. Могла бы на эту тему написать целую психологическую статью, но я решила не браться за «трудные» вещи, пока они не станут проще. Понятия не имею, чем мне заняться. У меня в этом доме нет своего угла, и раз я не могу здесь полноценно поработать, то надо попытаться как можно лучше отдохнуть.
Что за балаболка эта баба! Господи, может, хватит уже жаловаться. Это моя реакция на маму, принадлежащую к людям, которые буквально вытягивают из тебя последние жилы. Я пытаюсь быть к ней объективной и хоть немного любить, но каждый раз снова и снова убеждаюсь, какой она смешной и глупый человек. Да, это плохо, что я здесь не живу. Но дайте мне жить так, как я хочу. Здесь же моя жизнь прерывается, и для серьезной работы мне не хватает энергии, которую из меня словно выкачивают.
Сейчас 11 часов, а я только успела посидеть на холодном подоконнике перед неряшливым столом с завтраком и прослушать патетические высказывания моей мамы о разных сортах масла, о ее здоровье и прочих подобных вещах. И вместе с тем ее нельзя назвать никчемным человеком. В том-то и состоит вся трагедия.