В вагоне стало тихо: большинство пассажиров сидели, закрыв глаза. Я же на каждой остановке с опаской вглядывалась во вновь вошедших – что, если кто-то из них вздумает подсесть ко мне? Нет, я вовсе не бука и не злюка – просто бывают в жизни моменты, когда хочется побыть в одиночестве.
Поезд выстукивал на рельсах колыбельную, под которую так отрадно смотреть в окно… хотя что там видно, кроме бесконечной снежной равнины? Однако эта снежная монотонность хороша сейчас, когда в вагоне тепло. Я закуталась в вагонную тишину и теплоту, как в уютное одеяло, и закрыла глаза – почему бы и не подремать? Тем более что до моих родных Сум еще далеко.
Просыпаюсь я разом: прямо над ухом возмущенно орет проводница – отчитывает какую-то сухонькую, живенькую бабульку, забывшую дома удостоверение. Очевидно, она подсела ко мне на одной из остановок.
– Или показывайте удостоверение, или покупайте билет!
– Дочка, я ж тебе который раз говорю: пенсионное дома забыла…
– Не морочьте мне голову! Оплачивайте проезд!
– Да у меня и денег нет… я ж по пенсионному езжу!
Однако проводнице точно вожжа под хвост попала: она не отставала от старухи и орала на весь вагон. Недолго думая, я достала из кошелька деньги, сколько требовалось, и ткнула ей в руки:
– Вот. Возьмите.
Это проводнице почему-то не понравилось, и она тут же накинулась на меня:
– А ты не лезь не в свое дело! Умная какая выискалась! Пускай сама платит! Есть деньги – езжай, нету – сиди дома!
Я сочла за лучшее промолчать, и она, зло бормоча что-то себе под нос, все же выписала моей попутчице билет и наконец отправилась дальше по вагону. Я же, стараясь не смущать бабульку, незаметно ее рассматривала. То, что она была пенсионеркой, не вызывало сомнения: снежно-белые волосы, выбившиеся из-под простого платка, все в морщинах доброе лицо… Руки у нее все еще дрожали от обиды, но вот глаза… они были особенные. В них горели огоньки – такие можно увидеть и не у каждой молодой женщины.
– Спасибо, – сказала она. – Я знаю, в мире еще есть человечность… А у меня действительно нет ни копейки. Я к внуку в больницу еду, а ему… ему деньги уже не нужны.
В ответ на мой недоумевающий взгляд она пояснила:
– Сначала деньги собирала ему на лечение, а теперь доктора говорят, что никакое лечение не поможет… Нужно ждать и надеяться. Ждать и надеяться…
Из ее глаз вдруг покатились долго сдерживаемые слезы. И, не дожидаясь дальнейших расспросов, моя попутчица стала рассказывать о наболевшем:
– Дочку свою я одна вырастила. Она у меня самостоятельная была не по годам, рассудительная такая, словно взрослая! Я нарадоваться на нее не могла. А потом вдруг от знакомых узнала, что она и курит, и выпивает… Я поначалу не поверила, думала, завидуют соседи мне. Я сторожем работала на старой ферме – по ночам сторожила, чтоб здание по кирпичику не растащили… вот и досторожилась. Ночью меня дома не бывало, а днем – ее. Она говорила, что в школу ходит, – а я не проверяла, потому как верила ей во всем. Только потом поняла, что она нарочно