очень обрадовалась тому, что именно я оказалась новым лечащим врачом Саши. Она увидела в этом особый знак судьбы. И действительно, ее внук начал выздоравливать стремительно. С каждым днем ему становилось все лучше и лучше. А для меня… для меня он и его бабушка стали как бы второй семьей.
Готовя Сашу к выписке, я, словно бы шутя, спросила:
– Ну что, молодой человек, в речку больше бросаться не будете?
– А откуда вы узнали, что я туда сам бросился?
Не ожидая такого вопроса, он раскрыл свою тайну. Мне стало неловко.
– Да у тебя на лице написано: «несчастная любовь»! – Я хотела обратить все в шутку, но, как оказалось, попала в самую точку.
– Нет. Не буду. – Помолчав, Саша покачал головой. – Вы меня с того света достали – значит, я тут еще нужен. И потом, любовь у меня теперь не несчастливая! – Он усмехнулся и… достал из-под подушки фото девушки с длинными золотистыми волосами.
В ее внешности не было ничего особенного: худощавое лицо, карие глаза. Но он так смотрел на фото, что мне стало ясно: эта девушка была для него всем. Смыслом жизни. Его единственной. Его королевой.
– Ну, вот и хорошо! – Я лихо поставила росчерк внизу выписки и отдала ее парню.
По всей видимости, теперь он был счастлив. Счастлив, потому что у него появилась надежда – а вместе с ней он вновь обрел смысл жизни.
Саша выписался, и через какое-то время связь с ним и его бабушкой Анной Ивановной оборвалась. Поначалу мы писали друг другу: я о своей жизни, в которой не случалось ничего экстраординарного, – работа, пациенты, ночные дежурства… словом, зима-лето, работа-дом. Анна Ивановна писала в основном о Саше. У него все наладилось – он нашел хорошую работу, встречался с друзьями… Не сразу я решилась спросить: а что же личная жизнь внука? Не справившись с любопытством, я все же рискнула задать этот вопрос. В ответ получила такое письмо: «Я у Сашеньки об этом не спрашиваю, а он сам не рассказывает. Знаю только одно: у него под подушкой всегда лежит Татьянина фотография. Ну, а сама Таня… Она вышла замуж, еще когда Саша в больнице лежал. Вышла и уехала жить к мужу, далеко от нашего села. Приезжает только иногда, по большим праздникам, и ненадолго. У нее уже и дочка родилась, назвали Александрой».
Чужое село, незнакомые люди… У явно заинтересовавшихся моей особой женщин я спросила дорогу – и вскоре стояла у неухоженной могилки на кладбище. С фотографии на меня смотрели все те же глаза: с искорками, словно бы радующиеся мне, той, которую она так долго ждала в гости… Я смотрела на эту поросшую сорной травой могилу, на лицо Анны Ивановны, ставшее почти родным…
– Здравствуйте! Не узнали? А я вас сразу узнал! Не поднесете выпить за упокой души?
Я мысленно содрогнулась: передо мной стоял тот самый Саша, которого я помнила по больнице, – но если бы он не назвался, я вряд ли узнала бы его. Поросшее щетиной одутловатое лицо непросыхающего пьяницы, соответствующий запах, давно превратившаяся в лохмотья одежда … Я отрицательно качнула головой,