ты этого не переживешь, просто не выдержишь теперь.
Ханнес выскочил из «лендровера» и оказался по колено в снегу.
– Вот дерьмо!
Холод снежных сугробов, которые он сгреб в сторону, пробирался в его «мартинсы». Ханнес попробовал стряхнуть налипший снег, но это уже не помогало. Он посмотрел на наручные часы и попытался разглядеть стрелки в свете фонаря, но увидел лишь блики на стекле. Потом он достал мобильный. Беспощадные шесть часов тридцать две минуты утра. Хлопья таяли на экране, и Ханнес вытер телефон о куртку, но от этого лучше не стало. Времени, чтобы переодеться, совсем не осталось. Теперь придется целый час ехать в город в мокрых джинсах. И все равно он опоздает. Каждый раз при плохой погоде повторялось одно и то же. Ему стоило остаться вчера в участке, поработать в своем кабинете и лечь спать на туристическом коврике, вместо того чтобы в шесть часов утра, сжимая в окоченевших руках лопату, пробиваться через сугробы к машине. И пусть теперь Йонна останется одна. Она все равно была одна. Йонна и дети спали, когда он приехал домой, и они все еще спали, когда Ханнес встал. По крайней мере ему удалось принять душ. Он мылся целых полчаса, пока ванна не превратилась в наполненную паром сауну. Но запах крови все еще преследовал его, забивал все остальное, даже у эспрессо был металлический привкус. Теперь кофе сражался в желудке с желудочными соками. Стоило бы позавтракать. Но как он будет есть, когда перед глазами все время всплывает торчащий обрезок артерии? Он как-то спросил Вехтера, когда на все это перестаешь обращать внимание? Коллега взглянул на него с каменным лицом и ответил:
– Когда придет время и ты уйдешь из комиссариата на другую работу.
Радужные перспективы. Ханнес непременно хотел попасть в одиннадцатый отдел, и Вехтер протащил его туда, даже вопреки возражениям начальника уголовной полиции Целлера. С того дня Ханнес старался не разочаровывать Вехтера.
Несколько взмахов лопатой – и машина свободна. Хотя бы коридор от гаража к дороге был расчищен. Слева и справа в свете фар блестели полуметровые сугробы. Сегодня вечером въезд опять заметет. Возможно, Ханнесу удастся выехать, но вернуться он уже не сможет.
– Ничего себе, это, оказывается, ты, пап. Доброе утро.
Ханнес не услышал, как дверь дома распахнулась. В освещенном прямоугольнике двери стояла Лили, кутаясь в халатик, который подолом подметал пол.
– Что ты делаешь на улице? Иди в кровать, ты разбудишь малышей!
Она оперлась на дверной косяк.
– Я просто хотела взглянуть, кто это так шумит.
– Теперь ты знаешь. Закрывай-ка дверь, она именно для этого в доме предусмотрена. Так тепло лучше сохраняется. – Он дал пинка лопате, но лопата победила.
– О да, твой священный дом, – произнесла Лили так язвительно, как это умеют только подростки.
– Если тебе на самом деле интересно, то мой священный дом принадлежит банку.
И земля принадлежит банку. И машина принадлежит банку. Да и его задница принадлежит банку. И лучше не вспоминать