могли бы быть легко и с несомненностью разрешены изучением почерка того или другого лица в отношении его нормальности или болезненности. Разве в нескончаемом споре о Дмитрии Самозванце не явился бы ценным положительный вывод сравнительно-научного исследования почерка этого загадочного лица с почерком Грозного царя, если бы этим выводом было установлено, что большая часть основных элементов почерков совпадает или что одинаковых основных элементов в сравниваемых почерках совсем нет?»
Почему, например, английские дети, обучающиеся во Франции и Германии, сохраняют (что единогласно утверждают педагоги) особенности английского письма; почему ученики одного учителя, копируя одни и те же прописи, вырабатывают, каждый отдельно, собственные почерки? Отклонения от установленной прописи встречаются у каждого индивидуума. Каждый производит механическое писание на свой лад, каждый вырабатывает свои особенные, индивидуальноспецифические формы характерного письма.
Таких вопросов можно поставить множество. Все они убеждают, что существует несомненная связь между физической природой человека и строением его почерка. Каждая строка рукописи человека есть подробнейший указатель его особых примет, писанный на языке очень еще мало нам известном, но доступном изучению, – считал Буринский.
Почерк есть весьма сложная функция очень многих переменных – это правда; сложность, заслоняя от нас закономерность, порождает мнение, что почерк представляет нечто случайное, не подчиненное никаким умопостижимым законам. С тем же недоверием (и по тем же причинам) относимся мы к возможности уловить зависимость между почерком и физической природой пишущего, несмотря на то, что уверенность в индивидуальности почерка лежит в основе современной общественной жизни: мы шагу не делаем без «документа», без расписки, твердо веруя, что «где рука, там и голова».
Ученый призывает разобрать содержание памятников клинообразного, иероглифического и другого письма, считает, что мы использовали эти памятники лишь наполовину, а может быть, и того меньше. Всякий рисунок, исполненный человеком, есть результат компромисса между тем, что он хотел изобразить, и тем, что он мог изобразить, между желанием и средством его исполнения. Отсюда индивидуальность и в живописи, и в почерке. Не произволу изобретателя обязаны своим происхождением письмена; они явились результатом бессознательных идеомоторных движений, а характер этих последних вполне определялся, с одной стороны, намерением, а с другой – возможностью.
Раскопки в почерках дадут не меньше исторического материала, чем раскопки в курганах. Для почерковедения это богатый материал именно потому, что открываемые и публикуемые документы весьма разнообразны: контракты, завещания, частные письма, счета и проч. Чем глубже зарываешься в эту работу, тем больше убеждаешься, что в почерке весь человек, со всеми его физическими и духовными свойствами. Внешний вид почерка находится в полной зависимости