если бы он был белым, его обвинили бы?
– Я думаю, да.
– И жюри присяжных согласилось бы с обвинением?
– Не хотите ли сигару? – Из ящика стола Джейк достал «Руа-тан»[6], снял целлофановую обертку, не спеша прикурил от газовой зажигалки.
– Нет, благодарю вас.
– Нет, будь он белым, присяжные оправдали бы его. Таково мое мнение. Во всяком случае, здесь, в Миссисипи, или в Техасе, или в Вайоминге. Не уверен насчет Нью-Йорка.
– Почему же?
– У вас есть дочь?
– Нет.
– Тогда вам не понять.
– Все же я не теряю надежды. Значит, мистер Хейли судом присяжных будет осужден?
– Скорее всего.
– Выходит, по отношению к черному населению система не так уж и справедлива?
– А вам приходилось говорить с Раймондом Хьюджесом?
– Нет. Кто это?
– На последних выборах он выдвинул себя на должность шерифа, но допустил одну ошибку – не учел того, что его соперником был Оззи Уоллс. Хьюджес – белый, Оззи, само собой, нет. И если я не ошибаюсь, Оззи получил тридцать один процент голосов. Так почему бы вам не обратиться к мистеру Хьюджесу с вопросом о справедливости системы в отношении черных?
– Я имел в виду правоохранительную систему.
– Система везде одна и та же. Кто, по-вашему, сидит за столом присяжных? Те же самые избиратели, которые сделали Оззи Уоллса шерифом.
– Ну хорошо, но если белый может быть оправдан за то же, за что негра, скорее всего, осудят, то не объяснили бы вы, на чем основана ваша уверенность в том, что система одинаково справедлива к обоим?
– А она и не справедлива.
– Боюсь, не совсем понимаю вас.
– Система отражает в себе состояние общества. Она не всегда справедлива, но она и не менее справедлива, чем в Нью-Йорке, Массачусетсе или Калифорнии. Она настолько справедлива, насколько предвзятой и подверженной воздействию эмоций ее делает сам человек.
– И вы думаете, местный суд отнесется к мистеру Хейли также, как и нью-йоркский?
– Я хочу сказать, что в Нью-Йорке расизма столько же, сколько и в Миссисипи. Посмотрите на наши государственные школы: они десегрегированы точно так же, как и любые другие в стране.
– По решению суда.
– Да, но что вы скажете о ваших нью-йоркских судах? В течение многих лет вы, благочестивые лицемеры, показывали на нас пальцем, требуя осуществления десегрегации на деле. Что же, это было сделано, и мир не рухнул. Но в своем благочестии вы без всяких душевных мук забыли о своих собственных школах, о своих соседях, о ляпсусах в избирательном праве, о своих жюри присяжных – поголовно белых, о советах городского управления. Да, мы заблуждались, но мы заплатили за свои ошибки дорогую цену. Зато мы кое-чему научились, и, хотя перемены идут слишком медленно и болезненно, мы все же стараемся. А вы – вы продолжаете тыкать в нас пальцем.
– У меня и в мыслях не было развязывать новую битву за Геттисберг[7].
– Прошу меня извинить. К какой защите мы прибегнем? В настоящее время я и сам не знаю. Честно говоря, сейчас