прошла. Глаза ротмистра вернули осмысленное выражение, он сел на вовремя подставленный стул и глубоко выдохнул. Михельсон в ожидании объяснений сел рядом.
Так молчали с минуту. Потом Клочков сказал.
– Сбондили.
– Очень хорошо, – погладил его по коленке Семен Фридрихович. – А что именно злодеи похитили?
– А вот именно то, что искали у меня, у вас и у Ивана Генриховича, чтоб ему, едрит педрит навыворот, тридцать три раза через одно место!
И снова, выпучив глаза на собеседников, заорал на весь дом:
– Где?!!!
Михельсон и Кузьмич бросились из канцелярии вон.
– А ты слышал ли, душа моя, Николай Владимирович, что во Владивосток приезжает Рашель Бутон? – спросила Софья Николаевна мужа за вечерним чаем.
Горничная укладывала детей спать – Сашу и Мишеньку, двоих старших девочек отправили на лето к дедушке в Саратовскую губернию. Остальные дети уже жили, почитай, самостоятельной жизнью.
У родителей оставалось полчаса до ежевечернего доклада. Николай Владимирович имел привычку работать до поздней ночи, и подчиненные знали, что и в полночь к нему могут прийти, если по неотложному делу.
– Можешь ты пообещать мне сделать, если я попрошу? В конце концов, не так уж много я у тебя просила.
Николай Владимирович догадывался, куда клонит жена, но не хотел заниматься тем, в чем выглядел некомпетентным.
– Можешь ради меня сделать одно дело? – настаивала супруга и, после недолгого молчания мужа, поставила вопрос жестче: – Можешь вообще что-то сделать ради меня?
– Ты, мне кажется, матушка, что-то хочешь сказать, но никак не можешь сформулировать, поэтому я не могу тебе ответить на неделикатно поставленный вопрос. В чем именно я должен тебе помочь?
Но и Софья Михайловна сдаваться не хотела, и прежде чем сформулировать вопрос, желала получить достаточные гарантии для положительного ответа.
– Почему я отдаю тебе себя всю? Всю жизнь положила ради тебя и детей, тогда как ты и мизинчиком не можешь пошевелить, когда я о чем-то прошу?
Николай Владимирович также начал потихоньку закипать, как самовар в первой стадии, когда с помощью сапога кухарка раздувает уголья внутри самоварной утробы.
– Вот я и прошу тебя сказать, чего, собственно, ты хочешь? Как же иначе я могу исполнить твои требования?
– Я не могу требовать, и ты это прекрасно знаешь, я могу только умолять.
– Еще скажи: «На коленях»! – буркнул супруг в усы.
– Если угодно, и на колени встану.
– Полно, матушка, дурью заниматься, – в самоваре пошли первые, еще слабые, едва различимые пузырьки.
Бульк-бульк!
– И зачем я сюда ехала? Ехать сюда из центра России в глушь, практически деревня на краю земли!? Дальше-то куда ты меня потащишь с маленькими детьми, изверг?
Бульк-бульк!
Большая половина деток уже значительно подросла, кое-кого можно было уже и замуж отдавать.
Николай Владимирович предпочел не отвечать в ответ на горькую инвективу, только