я представляла Тима с девушкой, но эти мысли носили не ревностный и не эротический характер: мне было любопытно, как выглядят те, кто были с ним. Наверняка самые обычные, может, симпатичные девушки – стройные, ухоженные, в аккуратных юбочках, с румянами на лице, просто… со странным вкусом.
– Да. От бывшей, – ничего не выражающим тоном произнес Тим, направляясь в комнату.
– Какой из? – иронично спросила я, чтобы слегка разрядить атмосферу.
– Последней. – Он упорно говорил серьезно, но при этом слегка отстраненно, будто даже меня не хотел впускать на эту территорию.
К тому времени я уже знала, что с той девушкой он снимал вместе квартиру (в которой я теперь гостевала по пять раз в неделю), и расстались они вроде бы по ее инициативе, за несколько дней до нашего знакомства.
– Значит, еще не забыл ее, – сказала я, не ощущая никакой горечи – разве что труднообъяснимое недоумение.
– Я никогда ничего и никого не забываю, не страдаю амнезией. – Тим чиркнул спичкой и зажег огонь под чайником цвета слегка перезрелой сливы, оставшимся от предыдущих хозяев. Они жили в другом городе, но все никак не продавали квартиру – может, не исключали, что вернутся.
– По-прежнему любишь ее?
– Нет, конечно.
Тим стоял ко мне спиной, когда бросил эту короткую фразу, но, как я уже упоминала, мне совсем не обязательно видеть глаза человека, чтобы понять, что он лжет. В следующую секунду я вздрогнула, и у меня вырвалось растерянное «ой».
– Что? Тебе плохо? – немедленно обернувшись, разволновался друг. – Подожди, сейчас налью воды…
– Не надо. Уже прошло. – Я присела на табуретку и прислонилась к стене, тупо разглядывая причудливо сплетающиеся узоры на обоях. Ожидала расспросов, забыв на минуту, что Тим из тех, кому слова иногда не нужны.
– Извини. Больше не буду, – медленно проговорил он.
– Больше не надо, – согласилась я, рассеянно поглаживая место на теле, в котором только что ощутила это – что-то вроде сокращения мышц, внезапной усиленной пульсации, эдакую «недоболь».
Видимо, мне все же хотелось, чтобы Тим о чем-то спросил, потому что я сказала таким тоном, будто отвечала на вопрос:
– Да, у меня всегда так. Не знаю, как это объяснить медицински. Наверное, нечто близкое к аллергии. Только не на внешний раздражитель, а…
– Ну, человеческую речь нельзя считать внутренним раздражителем.
Я никогда не видела у Тима такого взгляда: сосредоточенного, грустного, глубокого, острого одновременно. В тот миг мне показалось, что только он один и прочувствовал, как на самом деле тяжело жить с моей способностью, и у меня в глазах защипало – просились наружу слезы благодарности и облегчения. Я их, разумеется, сдержала – правда, пришлось отвернуться и часто заморгать, чего Тим, конечно, не мог не заметить. Его ладонь накрыла мою руку, и он вдруг очень буднично произнес:
– Слушай, я тут подумал, а не хочешь