впрочем, уверенности, – что это был Пуччини. И часто происходит нечто подобное?
Тимми вернулся к окну.
– Вы о музыке? Как я понимаю, ее выбор был рассчитан на особый эффект. Здесь заключен тонкий юмор. – Он повернулся и посмотрел на них. – Жить больше не стоит. Паук издает призрачные звуки. А тут еще Андре со своим чудовищным проектом! Что о нас подумает бедняга Хьюго?
Белинде тоже изменило обычное хладнокровие.
– Кстати, о твоем Хьюго! – воскликнула она срывающимся голосом. – Зачем ты притащил сюда этого своего ужасного приятеля, только потому, что я попросила…
Она оборвала фразу. Очевидно, для нее это было чисто внутрисемейное дело.
– Между прочим, – поспешил сменить тему Уинтер, – я хотел кое о чем у вас узнать. Мне это пришло в голову, когда Тимми упомянул о Бентоне. Та девушка, что встречала нас на станции… Запамятовал ее имя…
– Патришия Эплби, – подсказала Белинда.
– Она рассказала, что вы с ней вместе работаете. А потом таинственно намекнула на Бентона, еще одного уже немолодого человека по фамилии Маммери и меня самого. Она упомянула что-то о телеграммах.
– Ах, вы об этом, – сказала Белинда. – Очередная милая шутка Шуна.
– Джаспера Шуна? Коллекционера?
– Да. Мы с Патришией работаем на него. Я разбираю его библиотеку, а она отвечает за рукописи. И как я сказала, Джаспер иногда любит пошутить. Он пригласил вашего Буссеншута в гости на выходные, чтобы в сугубо интимной обстановке показать особенно редкий древний документ…
– Папирус?
– Да. Но как только он заручился согласием Буссеншута, тут же разослал приглашения еще нескольким людям. Ему нравится, по его собственному выражению, «здоровая конкуренция между учеными». Предполагаю, что и вы получите свое приглашение. Его просто переадресуют сюда.
– Это не имеет никакого отношения к волнующему нас всех главному вопросу, – сказал Тимми, открыв сигарную коробку, в которой тайком держал плитки молочного шоколада.
Питер Хольм, долго хранивший молчание, поставил свой кий на стойку.
– Для меня главный вопрос решен, – сказал он. – Никто из вас не обратил внимания, но я последними ударами набрал восемьдесят семь очков и выиграл партию. Меня никаким Пуччини не проймешь.
Все в дружном изумлении уставились на него.
– Наглая ложь, – тут же заявил Тимми. – Мы заметили, как ты бесчестно манипулировал шарами. Но сейчас сыграем партию так, что шары будут у всех на виду.
Теперь к окну подошел Уинтер. День клонился к вечеру, и сырое тусклое небо основательно подернулось тучами, явно собиравшимися обосноваться здесь на всю ночь. Ветер почти утих. Дождь, прежде ливший диагональными струями, хоть как-то оживляя пейзаж, теперь падал отвесно, причем линии холмов казались совершенно спрямленными, как на самой унылой равнине. Сразу за окном располагалась терраса с балюстрадой, ближайший угол которой украшал пьедестал с небольшой мраморной скульптурой, изображавшей быка. Даже в сумрачном свете животное виделось изделием