тот самый, на который нам удалось попасть.
Многие годы мама припоминала папе этот день. Тогда мы попали в настоящую западню. Мы оказались в Саудовской Аравии – на родине ислама, где строго соблюдались заветы Пророка Мухаммеда. Согласно местным законам женщина всегда должна находиться при мужчине.
Мама громко спорила с сотрудником иммиграционной службы, но тот продолжал повторять, с каждым разом повышая голос, что она не имеет права покинуть аэропорт без мужского сопровождения. При этом он смотрел не на нее, а куда-то поверх ее головы.
Целый день мы провели в аэропорту. Мы стали играть в салочки. Махад потерялся. Меня стошнило. Мама ругалась, говорила, что в нас вселился дьявол. Она выглядела изможденной, у нее все валилось из рук. Она плакала и говорила ужасные вещи о папе – никогда раньше я не слышала от нее такого. Наверно, маме казалось, что ее предали. Она проявила чудеса изобретательности, подготовила отлет, раздобыла фальшивые паспорта. А теперь ее бросили на произвол судьбы.
Уже почти стемнело, когда к нам подошел какой-то сомалиец и спросил, что случилось. Он был из субклана Дхулбаханте, как и мама, поэтому предложил свою помощь. Мама попросила отвезти нас в Джидду, в дом ее знакомых Дхулбаханте. Все, что ей было нужно, – чтобы он помог пройти паспортный контроль и проехал с нами в такси: ни один водитель не повез бы ее одну с детьми, без мужчины.
На следующее утро мы проснулись в незнакомом доме, в маленькой, ужасно жаркой комнате. Мы стали хныкать, но мама отругала нас и велела вести себя смирно. Это значило сидеть в комнате, на кровати. Если мы говорили чуть громче чем шепотом – нас колотили. Если пытались выйти – тоже. Нам можно было только смотреть в окно: оно выходило в большой двор, в котором шесть сомалийских женщин разного возраста готовили и общались.
Одна из них предложила отвести нас на прогулку. Мир снаружи был совершенно необыкновенным: мощеные дороги, множество машин. И все женщины носили черные накидки, закрывавшие их с головы до ног. Они были похожи на человеческие тени. О том, куда они смотрели, можно было догадаться только по тому, в какую сторону были обращены носки их туфель. Мы знали, что это женщины, потому что девушка, которая крепко держала нас за руки, тоже была вся в черном. Ее лицо было открыто, потому что она была родом из Сомали. В Саудовской Аравии у женщин не было лиц.
Мы удрали и подбежали к черным теням, стали рассматривать их, пытаясь понять, где же там глаза. Одна из них подняла руку в черной перчатке, а мы завизжали: «У них есть руки!» – и стали корчить ей рожи. Конечно, вели мы себя просто ужасно, но то, что мы видели вокруг, казалось нам чуждым и зловещим. Мы пытались хоть как-то примириться с действительностью, «приручить» ее. А женщины, наверно, смотрели на нас и думали, что эти темнокожие дети ведут себя как обезьяны.
Через два-три дня к нам пришли двое мужчин из субклана Осман Махамуд и передали весточку от отца. Он был в Эфиопии и, видимо, должен был остаться там еще на несколько месяцев. Они спросили у мамы, где она хочет жить, ожидая