девчонкам. Большинство коллег в шоке, но громко сказать об этом никто не решается. Вход в телецентр мне запрещён. Мои счета в двух банках этой страны заблокированы. Разбираться в ситуации надо с управляющими банками, а их приёмные часы – через полгода.
Я не могу увидеть Шута в больнице. Ворон застрял в другом измерении.
Быстро и эффективно моя жизнь превращается в ничто.
Всё разрушено. И выбора нет. Я улетаю.
В самолете меня осеняет. Надо вставить в мой мрачный танец коротенькое дополнение. Там, на шестом такте от финального проигрыша, сейчас я просто протягиваю руки к молчаливым теням впереди. Но мне надо сначала их протянуть – быстро, коротко, отчаянно, а потом заломить и держать так до предпоследнего такта. Сжатые кулаки распрямляются в растопыренные пальцы, а потом руки бессильно падают, и я начинаю умирать. Короче, одноногая собачка теряет последнюю лапку, извивается всем телом и после серии судорог издыхает. Все плачут.
6
Я показываю «Танец Смерти» на огромном благотворительном марафоне. Старый знакомый, ехидный телеведущий, организует его в память своего погибшего ребенка. Люди говорят много пафосных речей о защите детей, поют грустные песни, читают стихи.
Я успеваю изрядно эмоционально накачаться картинками детей-инвалидов, мёртвых детей, раздавленных колесами, детей – жертв преступлений и всего такого подобного, что обычно предпочитаю просто не знать. И когда около полуночи на тёмной сцене остается лишь несколько лучей света, я выплескиваю свою боль в мир.
Я, в общем, сомневаюсь, что даже самые большие экраны способны создать ощущение сопричастности танцу. Но атмосфера толпы делает своё дело. Стадион плачет. Минута молчания становится единым для тысяч человек скорбным вздохом.
Мое фото с заломленными руками обходит по кругу мировую прессу и на неделю-другую становится самой популярной картинкой в интернете. (Этому здорово способствует ракурс, в котором чётко вырисовывается силуэт моей красивой груди.)
Я могу выбрать любой театр мира. У дверей гостиницы стоит очередь тех, кто что-то хочет мне предложить, продать, продвинуть что-то с моей помощью. Я хожу по улицам в дешёвом плаще, с замотанной головой и в тёмных очках, закрывающих половину лица. Актриса из соседнего номера передвигается по миру и вовсе в специальном одеянии, изобретённом мужчинами для постоянно искушающего их слабого пола. В этой смешной и замысловатой одежде даже для глаз оставлены не дырочки, а сеточки. Я пока до такого отчаяния не дошла, но…
Я ненавижу эту грёбаную славу!
Алло! Алло! Я не слышу! Шут? Это ты? Я так рада! Как у тебя дела? Молодец! Ты видел? Мне кажется, что чересчур серьёзно вышло. У меня есть вариант с чуть-чуть другим финалом. Смешным. Как-нибудь покажу. Но, сам понимаешь, мёртвые дети – не тема для шуток. Ой, меня и так замучили уже.
Почему я не зашла? Прости, так уж получилось. Очень быстро надо было улететь. Когда вернусь? Пока не знаю. Нет, ничего не произошло.