на бумагу, увековечены. Точнее, введены в компьютер. А сейчас следует подумать о самой женщине, об ее облике, погадать о ее судьбе, попробовать понять, почему с ней не вяжется слово старуха.
Мыли о встреченной женщине, через которую вдруг взглянуло на него Прошлое, были живыми, теплокровными. И образ ее был живой и теплокровный. И появилась она словно бы специально для того, чтобы вдохнуть жизнь в мир оставленного им романа, мгновение назад еще казавшийся каким-то надуманным, серым и плоским.
Голова наполнялась картинами будущей книги, знакомыми и незнакомыми персонажами, звучала музыка, облака летели. Отказ от такого ясного, такого убедительного замысла теперь уже представлялся странным, даже противоестественным. Книжка-то, хоть и не написана, а уже существует где-то рядом, только лишь оглянись и – увидишь!
Не хотелось думать о решении какой-то конкретной задачи. Хотелось наслаждаться общими мыслями о витающей в воздухе книге с ее настроениями – весельем, и грустью, и теплыми ветрами, и синими морями, и высокими горами. И при этом жизнь персонажей течет вместе со временем, переходит из эпохи в эпоху, и каждый раз человек останавливается, оглядывает прожитое, оценивает его, глубоко вздыхает и с улыбкой грусти и понимания движется дальше.
Просто сказка!
И тут в очередной раз возникала неразрешимая задача – выбрать из бесчисленного множества фактов и событий тот единственно необходимый эпизод, без которого повествование или уйдет в сторону или вообще забуксует и остановится. А эпизод этот вдруг представлялся таким смертельно скучным, никчемным, что требовалось огромное напряжение душевных сил, чтобы вопреки внутреннему протесту приступить к его обдумыванию.
Поэтому работа над произведением так затягивалась.
Несколько слов об этой работе.
В свое время, берясь за перо, на вопрос, что он имеет в виду, Владимир Семенович охотно отвечал самому себе: «Так, коротенькие зарисовки, смешные диалоги, заметки о настроении, случаи из чужой жизни, которые чем-то задели, заинтересовали, и которые захотелось примерить на себя». Ему и в голову не могло прийти, что, в конце концов, это перерастет в сочинение романа.
Кстати сказать, в первое время он действительно брался именно за перо. Это было школьное перо «86», такое же, каким и его собственный отец (по редким воспоминаниям о детстве) писал в свое время, еще до революции, будучи учеником реального училища в одном из провинциальных городов России.
Коричневое длинненькое перышко с продолговатыми щечками и с круглой дырочкой посредине.
Потом перешел на авторучку. В нее требовалось регулярно закачивать из пузырька чернила, и каждый раз тщательно протирать ее специальной тряпочкой, чтобы при письме пальцы не испачкать. И все равно средний палец всегда оказывался чуть-чуть замазанным чернилами. Вскоре широкое распространение получили шариковые ручки. Они мужественно пробились