в рот последние остатки, она влюбленно посмотрела на меня…
…было далеко за полдень, когда мы наконец смогли насытиться друг другом.
За эти часы, посвященные изучению друг друга, Леиф была абсолютно непостижимой: безропотной и взрывной, целомудренной и распутной. Она была словно ковкий бархатный метал, что стонуще плавился и стекал по мне. Иногда в сумасшедшем задоре она становилась необъезженной и дикой, вынуждая меня деспотично унижать и укрощать ее. И всякий раз она молила о проникновении и обильном урожае, бесстыдно показывая мне самые сокровенные уголки своего влажно-упругого тела. И всякий раз я щедро орошал ее, доказывая животному внутри себя, что она моя – везде.
Сейчас же мы просто отдыхали, устало попивая красное вино у меня в гостиной: я развалился в плетеном кресле за прозрачным овальным столом и играл с бутылкой вина, в то время как Леиф с бокалом в руках сидела на подоконнике, греясь в пшеничных лучах солнца.
Я украдкой посмотрел на ее тело, небрежно укрытое моей рубашкой: цвета крови с молоком, стройное и гибкое, оно имело нежно-тончайшие прослойки уместного женского жирка; в этом душистом образце женской красоты на равных соперничали налита́я упругость, шелковистая кожа и девственно-податливая теснота, чей сок и сейчас был готов упоительно брызнуть мне навстречу.
«Просто мечта перфекциониста! – удовлетворенно подумал я. – Но семь раз… это неестественно!»
Леиф посмотрела на меня сквозь бокал и довольно поинтересовалась:
– Смущает количество? Не бери в голову. Просто мы, как сущности, сейчас далеко не в лучшей форме. Так что это не предел.
– Почему же я до тебя так… не блистал? – неловко спросил я.
– Правильно: до меня! – горделиво вскинула подбородок Леиф. – Ты шутишь?! До тебя я тоже так не могла!
– Ты про… язык? – осторожно уточнил я. – А он… Это нечеловеческое, да?..
– Считаешь, люди с такими рождаются? Или думаешь, что они от болтовни так длиннеют? – прыснула со смеху Леиф. – Смотри… – Она открыла рот и высунула вполне обычный язык. – Что-то… Сейчас…
Я рассмеялся, наблюдая за ее бесплодными потугами коснуться языком кончика носа.
– Похоже, это само происходит – как у тебя с ладонями, – сказала наконец Леиф, прекратив ребячливо дразниться.
Я нервно заелозил в кресле.
– То есть у меня сейчас ничего не получится, если я попробую кого-нибудь воскресить или, скажем, убить?
– Неа, – отрицательно мотнула Леиф головой. – Ни сейчас, ни потом. Пока мы лишь блеклая тень былых себя, должны быть какие-то обстоятельства, которые бы провоцировали наши особенности.
– А у тебя, получается, особенность – длинный язык?! – громко хохотнул я, не удержавшись.
– Зато ты много времени проводишь в ванной – не моясь! – мгновенно парировала Леиф.
– Ты что, шпионишь за мной?! – не поверил я. – И если бы ты это делала нормально, то знала бы, что