в легкие туфли и поставила сапоги поближе к батарее, за шкаф, на картонку. Там всегда пахло дорожной солью и ваксой, и стояло не меньше пяти пар теплых зимних сапог – по числу работников Татьяниного отдела. Начинался обычный февральский понедельник. Тут в дверь просунул голову генеральный директор Михайлов и попросил начальника отдела по работе с сетевыми агентствами, то есть Татьяну, на пару слов, срочно.
Когда они уселись за длинный лаковый стол, что был в этом кабинете установлен для важных совещаний, директор сказал ей, что она уволена.
– За что?! – изумленно воскликнула Татьяна.
Работу свою она любила, даже очень. Так что Никита периодически ныл, что она далека от идеала жены и матери, что нельзя работать пять дней в неделю, что Татьяна на даче ему больше нравится, и вообще, договаривались, будет трое детей – и где они?..
– Ну, видишь ли, Таня… – скосил глаза директор на свою чашку чая и принялся объяснять что-то про слияние двух отделов. – Очень, очень непростая ситуация. Но всем так будет лучше, – вздохнул Михайлов и опять отвел глаза – на жизнеутверждающую картину «Коломенское весной».
Татьяна поняла, что надо искать правду где-то еще, но где – не знала.
Правда пришла к ней через час в виде волоокой секретарши Михайлова Кариночки. На лестнице, около занесенного снегом окна, откуда видны были красная кирпичная стена и чей-то балкон с безруким манекеном и облетевшей елкой, Кариночка, поэтически затянувшись сигаретой, выдохнула на Татьяну ментоловый дым и объяснила ей все.
Татьяну уволил Никита. Он сначала позвонил, а потом приехал к Михайлову на прошлой неделе, и Кариночка принесла им в переговорную чай «английский завтрак». Никита сказал, что ему нужна помощь Михайлова, чтобы образумить свою жену и перевести ее кипучую деятельность в семейное русло. «Скажи, что сокращение, и слей два отдела, – спокойно предложил Никита. – Да оно тебе и так не помешает. А об остальном не беспокойся. Ты ведь знаешь, что на моих заказах держится половина твоих. Так что давай по-дружески помоги мне».
И Михайлов помог.
Татьяна пришла домой, дождалась Никиту и тоже объяснила ему все. Никита сказал, что она не так поняла, что ей лучше немного успокоиться, что время все расставит на свои места, и давай-ка лучше проведем романтический уик-энд на даче, где все будет хорошо. Татьяна перестала спать и стала думать. Думала она всю неделю. Когда в пятницу Никита сказал, что после уик-энда она может остаться на даче и пожить там в тишине и покое, Татьяна позвонила Филипченко, подружке по университету, собрала чемоданчик и утром же, как только Никита отбыл на работу, ушла к Филипченко. Потом заехала в полиграфию на Сухаревской и забрала из офиса свои любимые туфли. Михайлов уже посадил на ее место новенького стажера. Татьяна спустилась во двор и поняла, что надо зайти куда-то срочно, иначе заревет на улице.
Рядом светилась вывеска: «Ломбард».
Она посмотрела на вывеску, и ей отчего-то стало смешно, и она дернула дверь за тяжелую чугунную скобу. В ломбарде