Читать. Классиков. – Встав с табурета и привычно толкнув его ногой ближе к столику с компьютером, он с удовольствием отхлебнул свой чай и повторил: – Классиков. Мне очень нравится, – тут он направился к своей маленькой, но очень симпатичной библиотечке, – Толстой, «Война и мир». Оказывается, так много французского в оригинальном тексте! Но где французского нет, иногда трудно понять… Поможете мне?
– Конечно, – одними губами сказала я, боясь даже моргнуть, чтобы чудесный Жак не исчез, не растворился в воздухе, как фата-моргана.
После инквизиции с Жан-Ивом, после идиотских вопросов Дидье и Ванечкиных истерик, после спрягательной дыбы «я ем, ты ешь, он ест» с обаятельным, но совершенно лишенным памяти Франсуа Жак – посланец небес – принес мне в клюве добрую весть.
Она была такова: изучение языка в совершенстве возможно.
Ученик, который хочет что-то понять, способен это что-то понять, как бы ни был сложен вопрос, который его интересует.
Чем сложнее материал, тем интереснее его объяс нять – если соблюдается условие, приведенное выше.
Чем сильнее ученик, тем меньше устает учитель.
– Андре? – сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда…
Жак помолчал, положил закладку на прочитанную страницу и поднял на меня глаза.
Кажется, прошло два часа. В распахнутом окне видно было, как тень от большого каштана переместилась направо и дворник закончил собирать яркой зеленой метлой всю жухлую листву в большую кучу. То и дело раздавалось тугое, спелое «плип-плоп» жестких каштановых сердечек, падающих на тротуар. И только в этом и был пульс нашего бесконечного урока.
«Господи, за что мне это?» – подумала я и сказала:
– Она восхитительна.
Он кивнул. И повторил, точно расставил бережно шесть хрустальных бокалов:
– Не-гра-ци-оз-на-я.
– Именно! – восхищенно подхватила я и, окончательно перейдя на русский язык, взяла у него томик Толстого. – Ведь что происходит на самом деле? То, что княжна оказывается все-таки и грациозной, и ловкой, не говоря уже о прелести печали и самозабвения… А почему? А потому что, хотя вы и вуалируете приставкой два замечательных по своей силе прилагательных, глаз видит сквозь эту самую вуаль грацию и очарование, которых вроде бы сказано, что нет. Но они есть, есть, и фокусник кланяется восхищенному цирку, и в пустом серебряном ящике возникают дивные принцессы, которых там быть не должно.
– Я не успеваю понять все, что вы говорите, – подумав, вежливо ответил Жак. – Вы можете записать то, что вы сказали? Пожалуйста.
Он через год уехал вместе с командой «Врачи без границ» в Туркменистан и сказал, что очень благодарен мне за уроки. Вы представляете? Святой человек. Я-то знала, что благодарить ему следовало только свою блестящую память и феноменальную способность к языкам вообще.
Заговорив вполне свободно к концу десятого занятия, он