надо было добывать где-то домкраты, нужны были люди крутить их… Но где возьмешь?
Линейного все не было, не было никого и из главной конторы. И вдруг пришел председатель месткома Горбов.
В тяжелом длинном пальто с широким каракулевым воротником шустрый Горбов быстро прошел мимо катера, не взглянув на него. Сунул обоим руку, спросил:
– Ну, как, братцы, лечим или калечим?
– Тяжело с леченьем-то, Андрей Семеныч: ни рабочих, ни инструменту. Ведь голый берег… – ответил Стрежнев.
И он хотел рассказать, что вот нужны домкраты, люди… Но Горбов, перебил его:
– Ничего, ничего! Вы народ дотошный, все сделаете. С такими орлами да не отремонтировать? Вот через недельку такой ли красавец будет стоять, не налюбуешься. – И тут он, как бы украдкой, взглянул на катер и надел перчатки. – Подкрасите, подмажете, – на воде и не узнаешь!
И снова удивил обоих: быстро вышел на дорогу и, не оглядываясь, покатил обратно, к бору. Не понять было, зачем и приходил.
Стрежнев как оглушенный долго глядел ему вслед, наблюдал, как он, удаляясь, уменьшался, то оседал за гривами, то вновь показывался во весь рост, и длинные полы пальто развивались, хлестали по мокрым голенищам его блестящих на солнце сапог.
Оправившись, как от шока, Стрежнев зло сплюнул ему вслед, сказал:
– Шел бы с багром!..
– А где его нашли? – спросил Семен.
– Да где! Всю жизнь здесь околачивается: был завхозом в школе, потом директором Дома культуры, теперь вот в сплавную перекинули. Андрей Иваныч-то уехал, перевели в трест. А этому везет – всю жизнь не работает, и всю жизнь какие-то должности ему придумывают. Одно время воспитателем в общежитии числился. Воспитатель!.. В шею гнать! Да вот только до первого собрания…
До вечера они ничего толком не делали. И говорили мало. Обоим Горбов, будто отбил руки.
Стрежнев снова злился: и линейного нет, и не звонят, и вода начала прибывать – лезет вон из-подо льда на берег…
Они ждали темноты, лишь бы день сбыть. От безделья прибрались в рубке. Когда вымели окурки из машинного и собрали ключи, обоим стало вроде полегче. Тогда и пошли.
Федора застали возле брандвахты на льду. Вместе с женой они окалывали у борта лед – пробивали пешнями вокруг корпуса борозду: прибывающая вода могла разломать схваченные льдом старые борта брандвахты.
– Из затона не звонили? – спросил Стрежнев с палубы.
Федор задрал голову.
– Нет, не слыхать… – задыхаясь, устало ответил он. Стрежнев звякнул о палубу топором, сказал:
– Прибери, один пока у себя оставили. Мало ли что…
Они поднялись в свою каюту и тут же молча легли спать.
2
С утра Стрежнев сделал первое дело: за кормой катера воткнул на урезе воды тальниковую палочку – метку.
Вода за ночь прибыла больше чем на четверть, – теперь и дураку было ясно, что скоро она доберется по луговине и до катера. Надо было что-то решать. И первое – звонить в затон: там домкраты, дубляж, люди… Но это значило