отпад – вот что такое твои макарони.
– Я спрашивал о пожарнике. Ты уже четверть часа глаз с него не спускаешь.
– Я просматривала его бумаги.
– А я смотрел, как ты просматривала, – в его бумаги ты не смотрела.
– Я переживаю за него. Надеюсь, он выкарабкается без особых увечий.
– Ты все принимаешь слишком близко к сердцу.
– Может быть. Но он так молод.
– И спортивен. Он прекрасно оправится. А наше дело – чтоб его рука не воспалилась и ее действительно не отрезали. Остальное приложится. На большую лестницу он не скоро полезет, это точно.
– Ты придумал особый рецепт? – спрашиваю я с набитым ртом, смакуя новый макарони.
– Чтобы рука не воспалилась? Дезинфицировать раны, мыть руки, избегать сквозняков и заставить всех носить маски.
– Я сейчас говорила о макарони.
Темнота-убежище
В тумане я слышу разговор. Один голос мужской, другой женский. Искренний смех и слова, но я не понимаю, что они говорят. Они далеко.
Мне больно. Мне больно везде. Особенно болит рука. Недавно я чувствовал, что ее будто воздухом надули, а теперь такое ощущение, будто ее выворачивают во все стороны или что по ней гуляет цирковой слон. Внизу спины тоже болит, и ноги. Еще болит челюсть и голова. На самом деле слон просто на меня лег. А еще у меня такое впечатление, что я проглотил коку вместе с банкой, и она так и застряла у меня в пищеводе.
Я знаю, что нахожусь в больнице. Узнаю звуки аппаратов, манжет для измерения давления, который время от времени сжимается. Значит, меня интубировали.
Иногда я чувствую вокруг себя какое-то движение, меня осторожно перемещают, на кожу снова крепится провод. Все – боль, даже малейшее прикосновение. Даже провод.
И тогда я снова погружаюсь в темноту-убежище.
Кончиками пальцев
Шесть утра. Сменщики придут через полчаса. Мы съели все макарони. Пусть весы завтра покажут лишний килограмм, мне плевать, зато какое объеденье. Молодой пожарный ближе к утру много раз начинал задыхаться, заставляя нас менять содержание кислорода в дыхательном аппарате. Не так уж он стабилен. Девочкам из дневной смены тоже придется бдеть над молоком.
А еще над температурой, чтобы сыр несколькими метрами дальше не превратился в савойское фондю[7].
Я сижу около него. Гийом отправился в приемный покой за бумагами.
Он неподвижен. Грудь регулярно приподнимается – в ритме работы дыхательного аппарата. А потом я вижу движение указательного пальца. Он повторяет несколько раз один и тот же жест. Его палец дрожит, с трудом передвигаясь по простыне, но в конце концов я понимаю, что он рисует вопросительный знак. Ему необходимо знать, что происходит.
– Вы меня слышите? Если слышите, стукните два раза указательным пальцем по кровати.
Указательный палец шевельнулся дважды.
– Два раза означает «да», один раз означает «нет».
– …
– Меня зовут Джульетта Толедано. Я медсестра