открываю нечто похожее на гардероб, который мы используем в качестве архива. Этот гардероб смежный с кабинетом сеньора Циммермана, но я знаю, что его нет, поэтому расслабляюсь и начинаю раскладывать папки, напевая:
Дарю тебе свою любовь, дарю тебе жизнь,
Несмотря на боль, только ты вдохновляешь.
Мы не идеальны, мы противоположные полюса.
Я сильно люблю тебя, иногда ненавижу.
Дарю тебе свою любовь, дарю тебе жизнь,
Подарю тебе солнце, если только попросишь.
Мы не идеальны, мы противоположные полюса.
Пока я рядом с тобой, всегда бы пыталась
Я бы все отдала?..[1]
– Вы отвратительно поете, сеньорита Флорес.
Этот голос. Этот акцент.
Испугавшись, я роняю папку. Наклоняюсь, чтобы поднять ее, и, бац, натыкаюсь на него головой. На сеньора Циммермана. На моем лице смятение из-за совершенных мной ляпов перед этим супермегашефом! Я смотрю на него и, снимая наушники, бормочу:
– Прошу прощения, сеньор Циммерман.
– Все в порядке. – Он трогает мой лоб и просто спрашивает: – Ты хорошо себя чувствуешь?
Качаю головой, подобно игрушкам, которые сидят на заднем сиденье машины. Он уже второй раз меня спрашивает, в порядке ли я. Какой он милый! Не в силах устоять, сканирую его глазами: высокий, волосы темно-каштановые с русыми прядями, тридцать с небольшим, жилистый, голубые глаза, глубокий и сексуальный голос… Короче, идеал.
– Жаль, что я вас напугал, – добавляет он. – Я не хотел.
Я опять киваю головой, как кукла. Я, наверное, похожа на дурочку! Поднимаюсь с папкой в руках и спрашиваю:
– Сеньора Санчес вернулась с вами?
– Да.
Я удивлена, ведь я не слышала, как она вошла в кабинет. Хочу выйти из архива, но немец берет меня за руку.
– Что ты пела?
Этот вопрос застает меня врасплох, я чуть не подпрыгиваю: «А почему это тебя интересует?» Но, к счастью, я сдерживаю свой порыв:
– Песню.
Он улыбается. Боже мой! Какая улыбка!
– Я знаю… Мне понравились слова. Что это за песня?
– «Черное и Белое» Малу́, сеньор.
Но мои слова ему, кажется, нравятся. Он что, смеется надо мной?
– Теперь, когда ты знаешь, кто я, ты называешь меня сеньор?
– Прошу прощения, сеньор Циммерман, – разъясняю я профессиональным тоном. – Я не узнала вас в лифте. Но теперь, когда уже знаю, кто вы, думаю, что должна обращаться к вам должным образом.
Он делает шаг вперед, а я назад. Что он делает?
Он делает еще один шаг ко мне, а я, пытаясь отойти назад, натыкаюсь на полку. Я в ловушке. Сеньор Циммерман, сексуальный тип, которому несколько дней назад я сунула в рот клубничную жвачку, сейчас почти навис надо мной и наклоняется так, что его лицо оказывается напротив моего.
– Мне больше нравилось, когда ты не знала, кто я, – шепчет он.
– Сеньор, я…
– Эрик. Мое имя – Эрик.
Смущенная и взволнованная