это у нее нет ответа.
– Сейчас разум Натаниэля его защищает. Он не вспоминает о случившемся так часто, как это делаете вы. – Колеблясь, она протягивает мне пальмовую ветвь мира. – Я могу порекомендовать взрослого психиатра, который мог бы приписать вам что-нибудь.
– Не нужны мне никакие лекарства!
– Тогда, вероятно, вы хотите с кем-нибудь поговорить.
– Да, – отвечаю я, поворачиваясь к ней лицом. – Со своим сыном.
Я еще раз смотрю в книгу. Потом одной рукой поглаживаю колено и щелкаю пальцами.
– Собака, – произношу я, и тут же прибегает наш ретривер.
Натаниэль поджимает губы, я отталкиваю пса.
– Нет, Мейсон. Не сейчас.
Пес устраивается под кованым столиком у меня в ногах. Прохладный октябрьский ветерок треплет листья – алые, красновато-желтые и золотые. Они запутываются у Натаниэля в волосах, ложатся между страницами учебника, обучающего языку жестов.
Натаниэль медленно вытаскивает руки из-под ног. Он тычет в себя пальцем, потом протягивает руки ладонями вверх. Сжимает кулаки, сводит руки вместе. «Я хочу». Он гладит свое колено и пытается щелкнуть пальцами.
– Ты хочешь позвать собаку? – спрашиваю я. – Хочешь позвать Мейсона?
Лицо Натаниэля становится немного светлее. Он кивает, губы расплываются в улыбке. Это его первое целое предложение почти за неделю.
При звуке собственного имени пес поднимает лохматую голову и тычет носом в живот Натаниэля.
– Ты сам просил! – смеюсь я.
Когда Натаниэлю все-таки удается отпихнуть от себя Мейсона, его щеки так и пылают от гордости. Мы не так много выучили – жесты «хочу», «больше», «пить», «собака». Но начало положено.
Я тянусь за крошечной ручкой Натаниэля, за той, которую я сегодня днем обучила всем буквам алфавита американского языка жестов… хотя нежные пальчики не могут долго скручиваться в узелки. Согнув средний и безымянные пальцы, а остальные оставляя растопыренными, я помогаю сыну сделать комбинацию из Я, Т, Л – «Я тебя люблю».
Неожиданно Мейсон подпрыгивает, едва не переворачивая стол, и бросается к воротам навстречу Калебу.
– Что происходит? – спрашивает тот, бросая взгляд на толстый учебник и застывшую руку Натаниэля.
– Мы, – произношу я, многозначительно передвигая указательный палец от плеча к плечу, – работаем. – Я сцепляю руки в рукопожатии в форме буквы «S», потом стучу одним кулаком по другому, имитируя тяжелую работу.
– Мы, – заявляет Калеб, хватая книгу со стола, – не глухие.
Калеб не в восторге от того, что Натаниэль учит язык жестов. Он считает, что, если мы дадим ему в руки такой инструмент, у него может никогда не появиться стимул вновь заговорить. А я думаю, что Калеб не проводит столько времени, пытаясь предсказать, что его сын хочет на завтрак.
– Ты только посмотри, – убеждаю я и киваю Натаниэлю, пытаясь заставить его еще раз повторить предложение. – Он такой умный, Калеб!
– Я знаю. Меня беспокоит не он. – Он хватает