попытки избавиться от невестки, подпаивала Андрея, говорила, что и сын-то не его, а нагуляный, что Тоня якобы сама в том призналась, и что снова беременна не от него. При этом всячески расхваливала Марию. После этих материнских напеваний Андрей смотрел на располневшую жену с отвращением, пытался поскорее уйти из дому. Тоня не пыталась удерживать. От постоянного страха за себя, неумения дать отпор, тупела, становилась равнодушной ко всему. Если и случалась близость с мужем, переносила всё как необходимость, без каких-либо ощущений, что ещё больше раздражало и злило мужа. На работу Тоню даже в колхоз не брали, старшего ребёнка оставить не с кем, а тут ещё второй наружу просится… Вот и приходится женщине терпеть все выходки мужа и свекрови, будь она не ладна. Спасибо, что хоть свёкор поддерживает. Иной раз зайдёт и, вроде, не скажет ничего такого, а на сердце полегчает сразу. Он и с Андреем поговорит иной раз начистоту по мужицки.
– Ты уж, сынок, коли дуришь сам, так бабу не забижай, человек, как никак. Поменьше материну болтовню слушай, не с ней тебе жить… Вроде давно уже из-под юбки вылез… Не понимаю, как ещё тебя Тонька терпит. Она тебе кто? Жена никак? Так вот, будь добр, одень и накорми как следует, а потом и по чужим подолам шарься…
Андрей оставлял дома деньги, иногда приносил продукты и снова исчезал. Кончались припасы, Тоня брала с собой сына, боялась одного дома оставить, на лодке сплавлялась до посёлка. Нагрузившись продуктами в сельмаге, шла к лодке. Мужики, встречая Андрея, выговаривали ему:
– Баба твоя в лавку приходила за продуктами. Хоть бы помог, с пузом ведь ходит, не ровен час… Еле передвигается, жилы рвёт себе, а ты, амбал колхозный, под чужой юбкой шаришься, халявку нашёл…
Пристыженный Андрей догонял Тоню, отбирал тяжелющий мешок:
– Нагрузилась, могла бы меня найти…
– Да ничего, я привычная, да и на лодке. А ты домой совсем или как?
– Не знаю…
Отвечал, пряча глаза… Несколько дней жил дома, готовил дрова, пилил, колол берёзовые чурки, носил воду для стирки, затем снова уходил. Украдкой, просто исчезал за кустами, чтобы не видеть ожившие счастливые глаза жены.
Летом Тоня, лишь только сходил снег, уходила в горы, искала съедобные травы и коренья, сушила к долгой и суровой зиме. В не редкие голодные дни тем только и довольствовались. Летом-то проще было прожить, можно было набрать щавеля, кислицы, луковиц саранки, пиканов. Вскопала небольшой земельный участок, посадила картофель, лук-батун, какие-то овощи. Набегавшись, наигравшись, сын прибегал домой, уткнувшись в подол, просил кушать.
– Нету ничего, сынку, сейчас вот в лес схожу, может вкусной саранки найду, а ты пока к деду с бабкой сбегай, может чем и покормят… Или вот в огород сходи, лучку пожуй…
Виктор убегал. Поплакав и взяв корзинку, Тоня шла в лес. Не раз и не два приходила в голову мысль – закончить жизнь где-нибудь в лесу, в укромном местечке, чтобы никто не увидел