волну, чтобы сразу после взрыва можно было бы входить в зону и работать. Это стопроцентный КПД, но, к сожалению, во время взрыва реагирует не все вещество, и несработавшее разбрасывается взрывом и разносится ветром. Вот тут и начинается наша работа, метеорологов.
Хорошо хоть, что ядерные взрывы в атмосфере с 63 года запрещены, мелькнула трусливая радостная мысль, что на нашу службу этого хрупкого перемирия, может, и хватит.
– Но тут и с подземными взрывами бывают проблемы, – без труда прочел старлей Титов наши мысли, поскольку они совпадали с его.
– А тут-то что может случиться? – беззаботно спросили мы.
– Вариантов немного, но они есть. Например, не рассчитают толщину заглушки в тоннеле, или строители схалтурят, и ее вышибает взрывом, если заряд окажется мощнее, чем планировали, или через трещину какую-нибудь в земле начинает после взрыва сочиться в атмосферу радиация. Поэтому мы все время обязаны давать командованию точную розу ветров на поверхности земли и на высотах до работы, во время работы и после работы, если пошло что-то не так.
– Это для этого висит там эта штука? – показал я на окно, через которое виден был большой дирижабль, неделями висевший на непонятном расстоянии и непонятной высоте, привязанный где-то у горизонта к земле канатом.
– Нет, это не наше хозяйство, – как от ночного кошмара, отмахнулся от него Титов, – нам только этого не хватало. Однажды во время урагана его не успели опустить, и он оторвался. Так за ним истребитель погнали.
– Поймали?
– Сбили почти у границы. Представляю, сколько там внутри всякого добра наворочено, если боевой самолет в сторону китайской границы послали.
Титов был младшим офицером на метеостанции, но единственным, кому подчинялась вся техника, все эти – телетайп, телекс и бильдтелеграф, напоминавший аппарат с подводной лодки капитана Немо. Титову подлежали и две радиолокационные станции. Его первый урок для нас с Грушевиным был коротким:
– Вы кончили техникум, – сказал он ревниво, – сами должны разбираться. Вот вам инструкция, через два часа проверю включение и выключение.
Порядок включения станции, несмотря на большое количество тумблеров и кнопок, был несложен, и через два часа я продемонстрировал зачаточное понимание электронных процессов, происходящих в станции, правда, при этом забыл включить сердце станции – клистрон.
Грушевин с улыбкой наблюдал за моими не очень уверенными блужданиями по пульту, и, когда наступила его очередь, он молниеносно, артистично пробежал пальцами по ручкам и тумблерам и победно заключил:
– Рядовой Грушевин включение станции закончил, – ожидая за свою уверенную мастерскую работу одобрения.
– Хорошо, что станция обесточена, ты бы ее в клочья разнес нахер, – озабоченно сказал Титов. – Надо же паузы соблюдать, чтобы успевали прогреться катоды ламп, и поворотные двигатели антенны получали правильные