обещал вам: никаких церемоний – чем, как говорится, богаты, тем и рады!
Но Сильвестр, пожимая руки дамам и обмениваясь банальными любезностями, пребывал отнюдь не в благостном расположении духа. Он уже успел пожалеть о том, что принял приглашение Марлоу, и сейчас ему не терпелось оказаться где угодно, только не здесь. Ловкость и умение, продемонстрированные его милостью на охоте, были давно забыты, а то, как уныло и бездарно он поддерживал разговор, запомнилось. Задолго до того, как они добрались до Остерби, хозяин умудрился не только до смерти прискучить Сильвестру, но и настроить его против себя. Простая душа, Марлоу не счел необходимым, заручившись согласием своего благородного гостя, придерживаться благоразумной сдержанности, о которой ему говорила леди Ингам. Он уже позволил себе несколько вполне прозрачных намеков. Но они упали на неплодородную почву и лишь изрядно разозлили Сильвестра. Кроме того, милорд сообщил герцогу – тот будет единственным гостем в Остерби, что никак не устраивало его светлость, поскольку такая уловка придавала этому визиту ту самую многозначительность, коей он всеми силами стремился избежать. Что бы там ни говорил герцог об отсутствии церемоний, он полагал, что застанет в Остерби еще нескольких гостей, приглашенных если уж не для того, чтобы сделать его пребывание терпимым, то хотя бы ради соблюдения приличий. Его милости, заключил Сильвестр, очевидно, не терпится сбыть с рук старшую дочь; однако если он воображал, будто главу дома Рейнов можно заставить танцевать под свою дудку, то очень скоро поймет, как сильно ошибался. И тут Сильвестру пришло в голову, что первое па в этом танце он уже сделал, согласившись приехать в Остерби. Это соображение весьма уязвило его самолюбие, и герцог с едва сдерживаемым злорадством решил: если только мисс Марлоу не окажется девицей поистине выдающихся качеств, он не промолвит ни слова о предлагаемом союзе.
Столь жестокие намерения лишь окрепли после первого же знакомства с Остерби. Сильвестру хватило одного-единственного быстрого взгляда, коим он окинул аванзал, чтобы понять – особняк ему решительно не нравится. Мебель здесь была расставлена с чопорной формальностью; крохотные язычки пламени, трепетавшие в камине, были явно не способны справиться с пронизывающими холодными сквозняками. И хотя придраться к дворецкому или двум привезенным из Лондона лакеям, освободившим джентльменов от пальто и шляп, было не из-за чего, Сильвестр укрепился в убеждении, что слуг в поместье недостаточно. Он бы ничуть не удивился, узнав, что на кухне заправляет женщина; и нисколько не сомневался в том, что в поместье не найдется камердинера, готового позаботиться об удобстве гостя. Мысль о том, что он нередко останавливался в домах, намного уступавших в роскоши его собственному, и при этом не утруждал себя оценкой их убранства или количества слуг, в его нынешнем расположении духа даже не пришла Сильвестру в голову. А его менее зажиточные друзья и родственники изрядно удивились бы, узнав о том, сколь строго и придирчиво он оценивает