усилился, волосы висели мокрыми патлами и липли к лицу, закрывая глаза и залепляя рот. Одежда тоже промокла, и холод пробирал до самых костей. От злости девушка дернула ремни, которые плотно прижимали ее руки к перекладинам, пытаясь хоть немного согреться, и тут же зашлась воплем от дикой боли в вывихнутой руке.
Когда инквизитор отвлекся на свой ремень, Камилла попыталась использовать шанс и ударила его ножом, спрятанным в складках одежды. Так этот урод носил кольчугу! Лезвие просто скользнуло по металлическим кольцам, а в следующую секунду он схватил девушку за кисть и начал выкручивать. Она попыталась сопротивляться, даже пнула его ногой, но с тем же результатом она могла ударить и склон оврага. Монах просто довернул руку и вывихнул ей запястье. Нож забрал и выбросил куда-то в сторону, потом плотно примотал ее веревкой к кресту, как гусеницу в коконе, хитро перекинул петлю через горло и только затем заставил произнести формулу. Натравливать Бессмертного на инквизитора было самоубийством; этот монах вышибет из нее дух одним ударом, просто мимоходом. Деваться было некуда: Камилла подняла нежить, надеясь выиграть время, но освободиться по-прежнему не удавалось. Неупокоенный слуга мог бы ее развязать, но фигура была не та. А еще один воин, получив приказ разрубить веревку, попросту убьет ее.
«Как он хитро все рассчитал! И про ритуалы знает, и про талисманы, к которым привязывают призраков».
Силы были уже на исходе, от холода зуб на зуб не попадал, но девушка не прекращала попытки. Кто бы там ни победил – инквизитор или Беккино, Камиллу ждала смерть, и в любом случае мучительная: нежизнь костра не слаще.
«Не сдамся, ублюдки! И раз, и два, и раз, и два…»
Крест потихоньку поддавался, но тут Камилла с ужасом осознала, что ей с каждым разом все сложнее дышать. Сначала она списывала это на тугую веревку, но теперь поняла:
«Он меня распял! Я умру раньше, чем он вернется!»
Осознание жестокой правды придало сил. Камилла изо всех сил рванулась вперед, до крови закусила губу, но размокшая веревка не поддавалась. Девушка заорала, забилась в истерике, забыв о нестерпимой боли в руке. Петля на шее немедленно затянулась туже. Воздуха совсем не хватало, вдохнуть уже не получалось… Истерзанное сознание наконец померкло.
* * *
Дождь расходился все сильнее. Еще не ливень, но видимость все равно ухудшилась. Если бы не тропа, которую оживший мертвец оставлял в посевах, инквизитор давно потерял бы его.
«Совсем поле вытопчем», – подумал было Мишель, но защитить ниву Божью сейчас было намного важнее. Призрак, конечно, предупредит хозяина, и что тот предпримет – абсолютно неизвестно. Хорошо, если это не коснется ни местных жителей, ни могил их предков.
«Пресвятая Дева, укрой их!»
Оживший мертвец бежал быстро: в первые минуты нежизни он был особенно жесток и нестерпимо жаждал человеческой плоти. Именно это чувство гнало его вперед сильнее всякого кнута. План был рискованным, но брат Красного ордена надеялся, что успеет спасти тех, кто