закончить неприятное дело. Не вмешайся Господень произвол в его планы, уже сегодня вечером он бы покинул город Ефраха17. Но младенец…
Теперь не тронуться с места, пока не исполнить все полагающиеся по закону обряды и не пройдут установленные дни Мириам. Завтра – обрезание. Завтра младенец получит достойное пророчеств имя перед Господом. Одной заботой меньше. Хорошо еще, хозяин Забтех переселил их из вонючего овечьего загона в относительно чистую комнату, где есть место и ему, и Мириам с младенцем.
Мириам… Ее словно подменили после родов. Молчит, не поднимает глаз, не улыбнется ни разу. И все время плачет, плачет, плачет. Молча! Просто сидит и держит младенца, а слезы капают на грудь. У нее, наверно, груди полны слез вместо молока, потому что младенец все время выплевывает грудь и хнычет. Эй, вай, надо привезти ее скорее домой. Там, в хлопотах по хозяйству и детям, глядишь, и переменится ее настроение. А то сейчас – ни улыбки, ни песни, ни жизни, ни света.
Эх, ладно. Что об этом? Скорее бы домой! Как там дети?
Наконец, они подошли к постоялому двору. У порога сидел какой-то нищий. Пантера кашлянул, проходя мимо, потом остановился. Меч привычно вынырнул из ножен и оказался в руке.
Странно.
Обычно зловещего шелеста гладия, вынимаемого из ножен, доставало, чтобы люди шарахнулись в сторону, однако этот старик остался на месте. Да и на нищего он не похож. А глаза, глаза! Пантера слыша сказочки, которые любят рассказывать на Востоке о переодетых нищими царях, гуляющих по улицам, но, о милосердные боги, какие уж тут, в этой дыре, цари!
– Сидим, – сказал Пантера неопределенно и добавил Вогану: – Иди, начни, я догоню.
Нищий улыбнулся.
– Солнце светит одинаково рабу и властелину, старику и младенцу.
– Дураку с мечом и мудрецу в лохмотьях, – продолжил Пантера. – Верно? Договаривай, я слушаю тебя внимательно.
– Ты слушаешь меня, я слушаю тебя, а кто слушает нас с тобой обоих?
Нищий снова улыбнулся, открыто и спокойно. Это тоже было странно.
Пантера постоял, не зная, что делать, потом досадливо вздохнул.
Ладно. Почему ты решил, что он должен тебя бояться? Будь самим собой, остальное приложится.
Он убрал гладий в ножны и вошел в дом. Там гнулся и изгибался хозяин, сириец Забтех, словно ручная обезьяна, потом переменился в лице, увидев взгляд желтых глаз, и постарался куда-то скрыться.
Пантера сощурился.
Не хотел бы я искать здесь ночлега в непогоду. Такой родную мать уложит в овечьем загоне.
Забтех кланялся и пятился вглубь дома. Оттуда доносился плач и попискивание.
Что мне, больше всех надо?
– Верни мне моего ягненочка!
О боги, что это?
Он прошел вглубь жилья. Пахло затхлостью и какой-то подгоревшей едой. У ложа толпились пришедшие со стариком; Воган стоял в стороне, стараясь придать лицу внушительность. Старик бросил на него прежний свой взгляд – затаенную смесь страха и тоски.
На все