забилась в темное отверстие, где, как ей казалось, человек в плаще вряд ли сможет ее отыскать. Измученная, обессиленная и безумно напуганная, она пыталась вести себя очень тихо, но дышала, как загнанный зверек. Плащ поглотил девочку в желтом платье, и Серафина знала, кого человек в черном наметил следующей жертвой. Оставалось только надеяться, что бешеный стук сердца не выдаст ее.
Он медленно прошел по коридору в сторону кухни. Видимо, он потерял ее в темноте и теперь методично обходил помещение за помещением. Серафина услышала, как скрипят, открываясь, дверцы чугунных плит. «Если бы я туда забралась, – мелькнуло у нее, – то уже была бы мертва».
Затем человек в черном плаще застучал медными горшками, выискивая ее на верхней полке.
«Если бы я забралась туда, я бы уже погибла».
– Тебе нечего бояться, – шептал он, надеясь выманить ее из укрытия.
Она слушала и ждала, дрожа, как мышка-полевка.
Наконец человек в плаще вошел в прачечную.
«Мыши пугливы и в самый ответственный момент теряют голову от страха».
Он переходил с места на место, шаря под раковинами, открывая и закрывая шкафчики.
«Замри, мышка, – повторяла она себе. – Замри».
Ей хотелось бежать сломя голову, но она отлично знала, что мертвыми становились именно те грызуны, которые начинали метаться.
«Не будь тупой мышью, – твердила она мысленно. – Не будь тупой мышью».
Тут он вошел в сушилку, где пряталась Серафина, и стал не спеша продвигаться по комнате, проводя руками по призрачно-белым простыням.
«Если бы я спряталась среди них…»
Он был теперь всего в нескольких шагах от нее и неторопливо оглядывался по сторонам. Он не видел ее, но, казалось, ощущал ее присутствие.
Серафина затаила дыхание и стала совершенно, совершенно, совершенно неподвижной.
3
Серафина медленно открыла глаза.
Она не знала, как долго спала, и не сразу сообразила, где находится. В узком темном пространстве она едва могла пошевелиться и прижималась лицом к металлу.
Рядом раздался звук приближающихся шагов. Серафина замерла, прислушиваясь.
Это был мужчина в рабочих сапогах; он шел, позвякивая инструментами. Задохнувшись от счастья, она выскользнула из проема прямо под лучи утреннего света, бьющие в окна прачечной.
– Я здесь, па! – крикнула она слабым измученным голосом.
– Я чуть с ума не сошел, пока тебя искал! – рассерженно проговорил он. – Тебя не было утром в постели!
Серафина бросилась к отцу и обняла, прижавшись к его груди. Он был крупным, грубоватым мужчиной с сильными руками и жесткими мозолистыми ладонями. К кожаному фартуку крепились инструменты, и от него слабо пахло железом, машинным маслом и кожаными приводными ремнями от механизмов в мастерской.
Издали доносились обычные утренние звуки, начинался новый день: звякали горшки на кухне, переговаривались работники.