их лагерь. Отправив своих сыновей заняться ослами, Йоктан остался ждать. Наконец Урбаал нерешительно подошел к нему:
– У меня нет дома.
– Но если это твое поле…
– И это мой город.
Урбаал подвел Йоктана к краю поля, откуда хабиру впервые увидел стены Макора, растущие из вершины холма и защищенные горами с севера; его белые крыши заманчиво блестели на солнце. После бескрайних просторов пустыни город настолько тянул к себе, что Йоктан не мог вымолвить ни слова. Он собрал вокруг себя детей, и они стояли рядом с ним, глядя на свою новую землю. Казалось, тени от зданий Макора дотягивались до поля, перекрывая его. Но Йоктан был умным человеком, и он спросил:
– Если это прекрасное место – твой город, но у тебя больше нет дома и ты один бредешь по дороге… Ты кого-то убил?
– Да.
Йоктан промолчал. Он стоял, залитый светом солнца, и размышлял, что ему сейчас делать. Продолжая хранить молчание, он оставил сыновей и направился к большому дубу, под которым его люди уже воздвигли простой алтарь из камней, собранных на поле. В одиночестве он остановился у алтаря, вознося молитву. Урбаал не слышал его слов, но, завершив молитву, Йоктан вернулся и сказал:
– Оставаться с нами ты не можешь, но я дам тебе мула, чтобы ты ушел на восток.
Урбаал отверг это предложение:
– Это моя земля, и я решил, что никуда с нее не уйду.
Это-то Йоктан мог понять. Двое мужчин обсудили ситуацию, и в завершение хабиру сказал убийце, что тот может найти убежище у алтаря. Затем Йоктан собрал своих жен, сыновей и мужей своих дочек и предупредил их, что скоро из Макора в поисках убийцы могут явиться солдаты и им надо как-то справиться с первыми сложностями на их новой земле. Мужчины посовещались между собой, но не стали сообщать свое решение Урбаалу. Он направился к алтарю под дубом, пытаясь понять причины трагедии, жертвой которой он стал.
В тот день никакие солдаты из Макора не пришли, но в оливковой роще появилась женщина, искавшая своего мужа. Не найдя его, она двинулась по караванному пути, ведущему в Дамаск, и наконец добралась до того места, откуда ей открылись незнакомые шатры, раскинутые на поле ее мужа. Она побежала сквозь колючие стебли скошенной пшеницы, крича:
– Урбаал! Урбаал!
Она нашла его приникшим к алтарю, кинулась к нему и упала рядом с ним на землю, целуя его ноги. Она рассказала, что до утра жрецы не будут посылать воинов на его поиски, считая, что к тому времени он уже уйдет далеко на восток, где о его преступлении никто не будет знать. Она хотела немедленно пуститься в путь – беременная женщина с одной парой сандалий, – но он упрямо повторял: «Это мое поле», и ни она, ни Йоктан не могли заставить его сдвинуться с места.
Зашло солнце, и наступила какая-то странная ночь. Урбаал, внезапно ставший старым и растерянным, прикорнул у алтаря, пока Тимна разговаривала с чужаками, рассказывая им, что ее муж был честным земледельцем, и пытаясь объяснить те ни с чем не сообразные шаги, которые и уничтожили его.
– Ты возлагаешь