таким образом пытается сказать что-то бабушке. Я всегда в курсе, что у Джуд на уме. Ей понять, о чем думаю я, труднее, потому что у меня есть ставни, которые я закрываю, когда потребуется. Как, например, в последнее время.
(АВТОПОРТРЕТ: Мальчик прячется в мальчике, прячущемся в мальчике.)
– Это, по-моему, не искусство. Это… – она обрывает на полуслове. – Это из-за тебя, Ноа. И прекрати ходить за мной по пляжу. Если я там с кем-нибудь целоваться буду?
– С кем? – Я всего на два часа тридцать семь минут и тринадцать секунд младше сестры, но она всегда заставляет меня чувствовать себя младшим. И меня это бесит. – С кем бы ты могла целоваться? Ты уже целовалась?
– Я отвечу, если ты расскажешь, что произошло вчера. Я знаю, что было что-то, из-за чего мы сегодня не могли пойти в школу как обычно. – Я не хотел видеть Зефира или Фрая. Здание старшеклассников рядом со зданием для средних классов. А я предпочел бы с ними вообще больше не встречаться. Джуд касается моей руки. – Если кто-то тебе что-то сделал или сказал, рассказывай.
Сестра пытается прочесть мои мысли, так что я закрываю ставни. Прямо быстро захлопываю, и она остается по другую сторону. Это уже не похоже на прошлые ужастики: на то, как она в прошлом году дала по морде ожившему валуну Майклу Стайну во время футбольного матча за то, что он обозвал меня отсталым, когда я засмотрелся на нереально крутой муравейник. Или когда меня подхватило отбойной волной и ей с папой пришлось вытаскивать меня из океана на глазах у целой кучи говносерфингистов. Нет, теперь все иначе. С этой тайной я все равно что постоянно хожу по углям босиком. Я встаю с дивана, чтобы избежать любой возможной телепатии, – и тут до нас доносится крик.
Очень громкий, дом вот-вот расколется надвое. Точно так же уже бывало недавно.
Я снова падаю на диван. Джуд смотрит на меня. Цвет ее глаз – как самый прозрачный светло-голубой ледник, я рисую их почти только белым. Обычно, если в них посмотреть, начинаешь парить, видеть пушистые облака и слышать арфы, но сейчас они попросту испуганны. А все остальное забыто.
(ПОРТРЕТ: Мама и папа со свистящими чайниками вместо голов.)
Джуд начинает говорить как маленькая, детским голоском, как с мишурой.
– Ты правда думаешь, что бабушка поэтому порекомендовала эту школу? Потому что видела моих летающих женщин из песка?
– Да, – лгу я. На самом деле я думаю, что она была права с самого начала. Что это из-за меня.
Джуд прыгает ко мне поближе, и мы сидим плечом к плечу. Вот такие мы. Наша любимая поза. Слепленные. Именно также мы лежим на фотографии с УЗИ еще в мамином животе, именно так было и на рисунке, который Фрай вчера разорвал. В отличие от почти всех других земных организмов, мы, начиная с образования самых первых клеточек, были вместе, появились на свет вместе. Поэтому мало кто замечает, что в основном за нас двоих говорит Джуд, поэтому мы можем играть на пианино только в четыре руки, а не по одному, поэтому не устраиваем войн – за все эти тринадцать лет мы друг с другом постоянно согласны. У нас всегда два камня, двое ножниц и две бумаги. Я рисую нас