застыло, желваки затвердели и ноздри раздуваются от сдерживаемого дыхания.
Эрнест сказал:
– В розницу они идут по два доллара, но я говорил, что с меня причитаются хорошие чаевые. Вы больше хотите это, чем чаевые?
Голос Нормы прозвучал хрипло:
– Да.
– Тогда берите.
Белизна медленно сошла с ее пальцев. В глазах светилось торжество. Она облизнула губы.
– Спасибо, – сказала она. – Спасибо вам. – Она повернула карточку лицом к себе и прижала к груди. Пластмасса была не холодная, как стекло, а теплая и нежная на ощупь.
– А я, пожалуй, обойдусь одним образцом, – сказал Эрнест. – Понимаете, я двигаюсь на юг. В контору вернусь только через полтора месяца. Две недели решил провести в Лос-Анджелесе. Для моих товаров – лучше города нет.
Норма унесла карточку к комоду, выдвинула ящик, засунула карточку под белье и задвинула ящик.
– Вы, наверно, и в Голливуд попадете, – сказала она.
– А как же. С игрушками там еще лучше, чем в Лос-Анджелесе. А потом, у меня там – вроде отпуска. У меня там много друзей. Устраиваю себе отпуск, гуляю, смотрю разные разности и заодно с торговлей знакомлюсь. Убиваю двух зайцев. Времени не теряю. У меня там фронтовой друг на студии работает. С ним и развлекаемся. В прошлый раз начали с «Мелроз-грота». Это на Мелроз, рядом со студией РКО. Вот погуляли! Я вам не буду рассказывать, чем мы занимались, но я в жизни так не веселился. А другу, конечно, потом пришлось идти на работу, на студию.
Норма навострила уши, как щенок, когда он наблюдает за жуком.
– Ваш друг работает на студии? – равнодушно переспросила она. – На какой?
– «Метро-Голдвин-Майер», – сказал Эрнест. Он укладывал чемодан и не смотрел на нее. Он не услышал ее свистящего дыхания и неестественных ноток в ее голосе.
– Вы тоже бываете на студии?
– Ага. Вилли устраивает мне пропуск. Иногда хожу смотреть на съемки. Вилли – плотник. Работал там до войны и опять вернулся. Мы вместе служили. Прекрасный малый. На вечеринках – незаменим! У него знакомых барышень, телефонов у него – вы себе представить не можете. Толстая черная книжка – и вся полна телефонами. Сам не помнит половину дам, которые у него записаны.
Эрнест постепенно зажигался темой. Он сел на стульчик возле стены. Он засмеялся.
– В начале войны – я его еще не знал – он служил в Санта-Ане. Офицеры, значит, прослышали про его черную книжечку и стали брать Вилли в Голливуд. Вилли добывал для них дам и увольнение получал, когда хотел. Ему неплохо жилось, пока их часть не посадили на пароход.
Во время этих воспоминаний в глазах у Нормы появилось выражение досады. Она теребила свой фартук. Голос ее сделался высоким, потом низким.
– Скажите, вас не очень стеснит, если я попрошу об одном одолжении?
– Да нет, – сказал Эрнест. – О каком?
– Если я дам вам письмо, а вы вдруг… ну, окажетесь на студии МГМ и случайно встретите мистера Гейбла. Так вы ему… его не передадите?
– Кто