из него все, что можно, а потом выкинуть его, как старый башмак, – сказала Норма со страстью. Чувства накатывали на нее волна за волной. Она была в экстазе, и в то же время ее душил страх. Норма не была лгуньей. Такого, как сейчас, с ней никогда не случалось. Она шла по длинной шаткой доске и понимала это. Одного вопроса, малейшей осведомленности со стороны Эрнеста было бы достаточно, чтобы скинуть ее в пропасть, но остановиться она не могла.
– Он великий человек, – говорила она, – великого благородства человек. Ему не нравятся роли, которые его заставляют играть, потому что он не такой. Ретта Батлера – он не хотел его играть, потому что он не подлец и не любит играть подлецов.
Эрнест опустил голову и наблюдал за Нормой исподлобья. И Эрнест начал понимать. Разгадка забрезжила в его сознании. Красивее, чем сейчас, Норма никогда не будет. Ее лицо выражало достоинство и отвагу и по-настоящему сильный прилив любви. Эрнесту оставалось либо осмеять ее, либо ей подыгрывать. Если бы в комнате был посторонний, например другой мужчина, Эрнест бы, наверно, ее высмеял из страха, что этот посторонний будет его презирать, и высмеял бы тем наглее, с тем большим стыдом, что видел, как светится в девушке сильное, чистое, всепоглощающее чувство. Это оно заставляет новообращенных пролеживать ночи на камнях перед алтарем. Такого излияния нектара любви, такого открытого жара Эрнесту ни в ком не приходилось видеть.
– Я возьму письмо, – сказал он. – Я скажу, что это от двоюродной сестры.
На лице у Нормы появился испуг.
– Нет, – сказала она. – Лучше, если это будет сюрпризом. Скажите – просто от друга. Больше ничего, ничего не говорите.
– Когда вы думаете поехать туда работать? – спросил Эрнест.
– Мистер Гейбл говорит, что надо еще год подождать. Говорит, я еще молода, надо набраться опыта, узнать людей. Правда, иногда я от этого очень устаю. Так скучаю иногда по своему дому со… с большими тяжелыми шторами и длинным диваном. Так хочется повидать всех моих подруг – Бэт Дэвис, Ингрид Бергман, Джон Фонтейн, – а с теми, остальными-то, которые вечно разводятся и всякое такое, я компанию не вожу. Мы просто сидим, говорим о серьезных вещах и все время занимаемся – ведь только так можно развиться и стать великой актрисой. А есть еще много таких, которые плохо обходятся с поклонниками – не дают автографов и так далее, – а мы нет! То есть мы не такие. Иногда мы даже приводим девушек прямо с улицы – выпить чаю и поговорить, как будто мы ровня, – мы-то понимаем, что всем обязаны верности наших поклонников. – Внутри у нее все содрогалось от страха, а остановиться она не могла. Она слишком далеко зашла по доске и не могла остановиться, и доска уже не держала ее.
Эрнест сказал:
– Я сначала не понял. Вы уже снимались? Вы уже знамениты?
– Да, – сказала Норма. – Но мое здешнее имя ничего вам не скажет. В Голливуде меня знают под другим именем.
– Под каким?
– Я не могу сказать, – ответила Норма. – Вы тут единственный, кто обо мне что-то знает. Только никому не говорите, ладно?
Эрнест был потрясен.
– Да, – пообещал он, – не