в Ростове аж на Дону! Близок локоть, да не укусишь! Самое время, пока затишье, пока интуристы нас не тревожат, смотаться к своим – тыщу лет не был! – восклицал он. – А я, несчастный, не могу оставить шхуну на Проню и Генку-матроса. Теперь соображаешь, почему я так к тебе?
– Начинаю соображать.
– Вот и умница! – оживился Билли Бонс. – Знающего и ответственного человека к нам не заманишь никаким калачом в сахарной пудре. И вообще, из знающих ты – первый. Потому и удивительно мне, судоводитель Старыгин, что рвешься ты на бесперспективную лайбу, которую, может, уже завтра превратят в кабак.
– По-моему, Петр Петрович…
– А ты, Костя, без церемоний, попросту!
– Хорошо. Я, Петя, еще вчера всё тебе объяснил. Я б хоть сейчас в море. И меня бы, поверь, сразу – с руками и с ногами!
– Да уж! Судя по твоей «трудовой».
– Ну вот. А мотор, – он приложил ладонь к сердцу, – мотор стучит вразнос. Никакая комиссия не допустит с моей ишемией. Это одно. А другое – мне важно обосноваться на этих берегах, а вот как? Пока не знаю. Шхуна твоя – первая зацепка. Ступенька, понимаешь? Отдышусь на ней да огляжусь и, может, шагну на следующую.
– П-па-анятно…
Он не договорил. Откуда-то со стороны носа, из непроглядной тьмы за фок-мачтой, что делила кают-компанию на две половины, раздался сонный возглас:
– Тихо, баушки, кругом шпиёны!
Шкипер сморщился, как от кислого, а тьма разъяснила:
– Это не я, это моими устами говорит народная мудрость! Базлаете, как на базаре, а я краснеть вынужден, приобщаясь к тайнам мадридского двора!
– Молчать, орясина, расстрига, ковбой-засоня! – гаркнул Билли Бонс во всю мощь пиратской глотки, гаркнул весело и пояснил: – Это Генка-матрос проснулся. Но я бы назвал его Боем Длинное Ухо.
– Нормальное ухо! – донеслось, как из гроба. – Оба ухи нормальные, и не надо вешать ярлыки! Зато я знаю теперь, что вы ни в грош не ставите меня и Проню. Спасибочки вам, Петр Петрович, уважили!
– Вознесемся на палубу, – поднялся шкипер. – Этот вахлак не даст поговорить.
Они поднялись наверх.
С раскаленного причала несло вонью.
– Контейнер полон отходов, а золотарей не можем дождаться, – пояснил шкипер. – Они и не приедут – давно не плачено. Завтра аврал объявлю. Вёдрами и – в те заросли тростника. Пусть рыбы кормятся. Здесь у нас уйма ставриды и пикши. Иногда ловим для разнообразия стола. Знаешь, пойдем ко мне, там и договорим.
Однако в каюте он начал с характеристики своих подчиненных.
– Генка-матрос – бывший студент с недавним армейским прошлым. Говорит, что выперли его из университета за аморалку и сразу, естественно, загребли. Парнюга своеобразный, но с характером, афганец, как и Проня. Генка стишки пописывает, по девкам шляется. Ему жизнь на шхуне – малина. Говорит, что пока другой не нужно. Блудит где-то в городе, на судне лишь отсыпается во время вахты.