не отрываясь от «Ведомостей», как ни в чем не бывало спросил Дмитрий Афанасьевич.
– Не рассматриваешь ли ты нашего Ивана Андреевича в качестве партии для Лизоньки?
Муж поперхнулся.
– Что ты! Ей об этом думать еще рано!
– Нет, и ты это прекрасно знаешь.
– Послушай, на что это ты намекаешь?
– Я достаточно прямолинейна, как мне кажется. И, придерживаясь этой прямолинейности, говорю – лично мне Иван Андреевич очень кажется на роль будущего зятя. Мы знаем его достаточно неплохо – по нынешним меркам полгода это срок, да и Лиза, кажется, к нему расположена…
– Что за вздор?! Она мне ничего подобного не говорила!
– А об этом не говорят, сударь мой. Об этом все больше молчат. Ты уж – воля твоя – деятель государственный, и в словах знаешь толк не в пример лучше мне. А вот я напротив – как всякая женщина и без слов понять могу, что именно творится на душе собственной дочери.
– И ты хочешь сказать?..
– Именно. Именно это я и хочу сказать.
Дмитрий Афанасьевич хотел было что-то парировать, как из прихожей раздался сначала звук дверного колокольчика, а после шум. Пришел Иван Андреевич. Отряхиваясь от снега, сырыми комьями залепившего стекла очков, вошел студент в приемную гостеприимного дома.
– Кланяюсь, милостивые государе.
– Здравствуйте, голубчик. Никак продрогли? Не прикажете ли чаю?
– Ах, нет, благодарю Вас, я и так кажется заставляю мою воспитанницу ждать, а это уж очень с моей стороны нехорошо.
Слышала беседу и Лиза. Она вся в ожидании прихода Ивана Андреевича обыкновенно превращалась в один тонкий слуховой нерв. Отпрянув от двери и поймав себя на том, что подслушивать не пристало девушке из высшего общества, она заняла место за столом в своей комнате, изобразив из себя прилежную ученицу – что, впрочем, судя по блеску ее глаз получалось у нее прескверно.
Минуту спустя присоединился к ней Иван Андреевич.
– Здравствуйте, Елизавета Дмитриевна.
Она сделал книксен, привстав со стула, и улыбаясь, уставилась в пол.
– Ваши родители давеча изволили сделать мне замечание по поводу Ваших пошатнувшихся успехов по нашей профильной дисциплине…
– Это пустое. Они преувеличивают.
– Я бы не был так категоричен по отношению к родителям. И потому позвольте вовсе оставить рассуждения на эту тему. Не угодно ли перейти к занятиям?
– Прошу Вас, Иван Андреевич. Ведь это все, право, так скучно. Не угодно ли лучше поговорить о терроре? Продолжить некстати вчера прерванную беседу?
При этих словах глаза Лизы загорелись – что не воодушевило Ивана Андреевича. Он насупился, поскольку не считал юную барышню из высшего света надлежащей собеседницей в столь щепетильном для него вопросе.
– Как мне кажется, Елизавета Дмитриевна, Ваши родители платят мне не за то, чтобы я беседовал с Вами о преступниках.
– Ну