мурза, останемся друзьями! Прибудем в Корсунь – там побалакаем… А сейчас и других забот у нас хватает… Пан хорунжий, – обратился он к Многогрешному, – я хочу поговорить с народом. Прикажи, чтоб все подошли поближе и слушали внимательно!
Многогрешный кивнул, поднялся на стременах и крикнул в толпу:
– Земляки! Не бойтесь нас! Я хорунжий гетмана Юрия Гедеона Венжика Хмельницкого Свирид Многогрешный… А это, – он подобострастно поклонился в сторону своего спутника, – корсунский полковник Иван Яненченко… Он хочет говорить с вами! Подойдите сюда и внимательно слушайте!
Хуторяне начали боязливо подходить, сбиваясь в одну большую толпу. Их плотно окружили конные татары.
Многогрешный придержал коня. Вперед выехал полковник Яненченко.
– Люди! – Голос у него был резкий, сильный. – Мы пришли сюда, на Левобережье, не как враги, а как ваши освободители! Большинство из вас – выходцы, беженцы с правого берега… Каждому мила своя сторонка. Так вот, мы даем вам возможность возвращаться назад, на свою родину, что ждет не дождется ваших работящих рук. Там, на Корсунщине, Богуславщине, Уманщине, Винничине, ваши хаты, нивы, пруды и озера, там – могилы ваших дедов и прадедов!.. Даже дикие звери любят свой край… А вы же люди! Мы обещаем вам защиту от врага! Вы будете свободными! Бери земли сколько хочешь! Селись где хочешь! Никто не будет вымогать у вас ни подушных, ни мельничных, ни дорожных податей, которые вы платите здесь! Не будет там ни гетманских кабаков, которые ввел ненавистный всем попович[12], ни воеводских постоев!.. Так вот, забирайте свое добро, запрягайте в сани коней или волов, усаживайте детей и стариков и айда с богом в путь!
Толпа колыхнулась. Поднялся ропот. Радость, вспыхнувшая было, что это не басурманская неволя, начала постепенно гаснуть. Куда ехать? Как покинуть свои хаты, риги, повети, поля, засеянные озимыми? Что ждет их в новом краю? Голод, холод, свирепые плети? Ведь всем известно, что на Правобережье почти все сожжено, истоптано, уничтожено!.. К каким же это молочным рекам с кисельными берегами приведет их этот сладкоречивый полковник?
Среди женщин послышалось всхлипывание. Потом одна из них заголосила. Глухо зарокотало басовитое мужское недовольство.
Из толпы вперед протиснулся Иваник. Зинка схватила его за рукав свитки, чтобы задержать, но муж отмахнулся от нее и остановился напротив полковника.
– А если, примером, знаешь-понимаешь, я отсюда никуда не хочу ехать, любезный пан полковник? А? Как быть тогда? Могу ли я остаться с семьей тут?
Он поклонился полковнику в пояс и, выпрямившись, мял в руках кудлатую овечью шапку, почтительно ожидая ответа.
Яненченко смерил его тяжелым, суровым взглядом.
– Ни одна живая душа здесь не останется! Поедут все!..
– Но почему же? Я здесь, туточки, знаешь-понимаешь, попривык, обжился… И не хочу вертаться, примером, на свою Уманщину, где турки и татары с Дорошенком все напрочь вытоптали, спалили, а людей либо забрали в полон, либо порешили… Там сейчас небось одни волки воют на пустошах да воронье кружит над