.

[86] Еще Ф. М. Достоевский заметил:

      В Пушкине же есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду, доходящее в нем до какого-то простодушного умиления. Возьмите Сказание о медведе и том, как убил мужик его боярыню-медведиху, или припомните стихи:

      Сват Иван, как пить мы станем, —

      и вы поймете, что я хочу сказать.[87]

      В. Ф. Миллер видел в пушкинском наброске «такое же художественное собрание в один фокус народных красок, запечатлевшихся в богатой памяти поэта, как и в прологе (…) к „Руслану и Людмиле“».[88]

      К настоящему времени обнаружены народно-поэтические и литературные источники всех остальных пушкинских сказок. Очевидно, таковой существовал и для болдинского наброска,[89] истоки которого следует искать в сюжетике животного эпоса. Не кажется убедительной точка зрения об исчерпанности («абсолютной художественной целостности») данного замысла, якобы не предполагавшего дальнейшего фабульного развития. Черновой автограф ПД 929, занимающий целиком лицевую и оборотную стороны листа большого формата, не помечен знаком концовки, и оставленные чистыми следующие листы свидетельствуют лишь о начале работы над произведением.

      В черновой рукописи зачеркнута строка «Есть место на земле», под которой рисуются кот и петух, и очевидно, в процессе этой зарисовки возник замысел сказки о животных. Открывалась она, однако, сценой противоборства мужика со зверем, которая вначале была более динамичной:

      Отколь ни возьмись мужик идет

      С булатным ножом за поясом

      А во руках держит рогатину —

      А мешок-то у него за плечьми —

      Как завидела медведиха

      Мужика с рогатиной

      Заревела медведиха

      Поднялася на дыбы чернобурая

      А мужик-от он догадлив был

      Он пускался на медведиху

      Он сажал на рогатину

      Что ниже сердечушка

      Он валил ее на сыру землю

      Он порол ей брюхо…

      Эпизод этот подвергнут тщательной обработке, в частности, на левом поле страницы появляется призыв медведихи к медвежатушкам:

      …Становитесь, хоронитесь за меня

      Уж как я вас мужику не выдам

      И сама мужику…. выем… (III, 503).

      Здесь угадывается явственная отсылка к скоморошине «Дурень» из сборника Кирши Данилова:

      Схватал его медведь-от,

      зачал драти,

      и всего ломати,

      и смертно коверкать,

      и жопу выел.[90]

      У Пушкина же это осталось пустой угрозой. Мужик у него – вовсе не дурень (ср.: «А мужик-от он догадлив был»), он выходит из схватки победителем.

      Вряд ли можно считать удачным общепринятое редакторское название пушкинского произведения «Сказка о медведихе». Это, конечно, сказка, которую можно понять (и продолжить!), обратившись к традиционным мотивам животного эпоса. Но почему только «о медведихе»? Описание