участник его Ф. Н. Глинка писал в 1839 году: «Поле Бородинское… силится рассказать вам какую-то легенду заветную, древнее предание… Курганы Горецкий, Шевардинский и другие, встречаемые в каком-то симметричном порядке в этих окрестностях, были холмами священными, на которых совершались тризны. Народы, утомленные видом зачахшей гражданственности (может быть, дряхлевшей Индии), ведомые тайным влечением судьбы, покорно следовали за путеводного звездою и текли с дальнего Востока – колыбели рода человеческого – с семенами жизни на девственную почву нашего Севера, тогда еще пустынного, задернутого завесою неизвестности. На путях их великого шествия остались городища и курганы, на которых зажигались огни и сожигались жертвы. Но когда это было? Человек моложе истории. История моложе событий этого разряда».[56] Перед нами явный отголосок теорий Ходаковского. Бывавший в Бородине Лев Толстой верил Глинке и в черновиках «Войны и мира» говорил: «Большую часть сражения… Пьер провел… на кургане (тоже старинном, как и курган Горок, насыпном)».[57] Между тем, и Шевардинский редут, и Горки вовсе не искусственные сооружения, а естественные возвышенности.
Надо было провести раскопки значительного числа насыпей, чтобы понять, какие из них служили надгробиями, а какие – фортификационными сооружениями, где братские могилы, появившиеся после кровопролитных сражений, а где – холмы над обычными индивидуальными погребениями, а то и части природного рельефа.
В «Истории государства Российского» Н. М. Карамзин несколько раз ссылался на подмосковные древности. Рассказав о разгроме войска Девлет-Гирея у Молодей 1 августа 1572 года, историограф заключал: русские «надолго уняли крымцев, наполнив их трупами недра земли между Лопаснею и Рожаем, где доныне стоят высокие курганы – памятник знаменитой победы и славы князя Михаила Воротынского». В следующем томе «Истории» повторено: «высокие курганы – славные памятники незабываемой победы 1572 года».[58] После раскопок абсолютно ясно, что эти насыпи скрывают древнерусские захоронения XIII, а не XVI века.[59]
С тех пор, как на Руси вышел из употребления обычай возводить земляные холмы над могилами, миновало около пятисот лет, и крестьяне, как правило, видели в таких холмах дело рук не собственных предков, а каких-то чужеземцев. В Молодях толковали о татарах, в Микулине – о Литве, а кое-где – даже о французах 1812 года.
В «Грозе» А. И. Островского (1859) обыватели города Калинова (не то Кострома, не то Кинешма) толкуют: «1-й. Что же это такое Литва? 2-й. Так она Литва и есть. 1-й. А говорят… она на нас с неба упала… Женщина… Все знают, что с неба; и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны».[60]
Люди книжные думали иначе. Еще цитата из Карамзина: в последнем томе своей «Истории» он повествовал о сражении 1608 года под Зарайском: «Хованский… был наголову разбит паном Лисовским, который оставил там памятник своей победы, видимый и доныне, – высокий курган, насыпанный над могилою убитых в сем деле россиян».[61] В данном случае