за германское.
Стоит ли говорить, что сторонники разных направлений смертельно ненавидели друг друга. Известно, как. Михайло Салтыков, особенно горячий поборник королевича Владислава и в этом смысле совершенно честный и совершенно верный московский патриот, дерзнул замахнуться ножом на самого патриарха Гермогена, не признавшего вначале латинника-королевича.
– Я не боюсь твоего ножа, – ответил Гермогеи. – Я вооружусь против ножа силой Креста честного… Будь ты проклят от нашего смирения в сем веке и в будущем…
Но и Гермоген, проклявший в горячке спора Салтыкова, позже, как Салтыков, дал согласие на избрание в московские государи королевича Владислава…
А третье направление, третья сила – Германская империя, пришла в движение по призыву Ярославля.
Кесарь отозвался вполне. Он стал готовить посольства в Москву и Польшу и после отказа Максимилиана избрал для занятия Московского престола своего двоюродного брата.
Казалось, начинается нечаянное приобщение Московии к Германии, соединение их под одним скипетром в одну величайшую германо-русскую державу… Предчувствовал ли Пожарский московского кесаря Петра, или предчувствовал он те времена, какие еще могут быть после всех нас? Но громадная тень поднялась внезапно на Волге за нижегородским ополчением, за мужицкими войсками князя Пожарского – тень германского императора.
К Москве на помощь и на защиту прав польского претендента спешил между тем коронный гетман Ходкевич.
Троицкая лавра, Трубецкой, Заруцкий, все непрочные союзники Пожарского звали его к Москве. Ходкевич мог в 1612 году так же смести Пожарского, как в 1611 году его и Ляпунова разбил Гонсевский. Дальше медлить было нельзя.
Пожарский посылает вперед к Москве все того же князь-Лопату, боевую грудь русских освободительных войск, с воеводами Левашевым и Дмитриевым, и сам 28 июля 1612 года (едет за ними все ополчение.
14 августа победные войска Пожарского вошли в Троице-Сергиевскую лавру.
Силы ополчения стали огромными. Они разрастались от победного движения. Победа радостным светом вдохновляла всех. И уже была близка Москва…
К Троице пришла к Пожарскому любопытная грамота из Гамбурга: английские и голландские офицеры, с ними – известный и по своим запискам и по упоминанию его имени Пушкиным – французский капитан Жак Маржерет, просились на службу в ополчение.
Иностранные бродячие капитаны так же, как Трубецкой и Заруцкий, почуяли силу нижегородского ополчения, новую передрягу и боевые опасности, к которым привыкли, и наживу. Война была для них ремеслом. Честные военные авантюристы честно торговали своей шпагой и кровью.
Но Пожарский со товарищи грамотой в августе 1612 года любезно отклоняет их наем. Так он уверен в своих силах.
Любезностей не нашлось у Пожарского только для капитана Маржерета.
Жак Маржерет был самым рьяным распространителем слухов о спасении царевича Дмитрия. Этот французский капитан Жак может