Разумеется, есть.
Адмирал прочистил горло. Лицо его побагровело.
– Если мы не поспешим, то непременно опоздаем, а, как известно, точность – вежливость королей.
Взбежав вверх по лестнице, я сорвала с крючка свою накидку, а заодно надела и нижнюю юбку.
В передней мистер Тримбл остановил меня, положив мне руку на локоть. Развязав ленты, которыми шляпка крепилась к моей голове, он снял ее:
– Это – шляпка для прогулок в карете.
– Этого не может быть. Для чего, спрашивается, я бы покупала шляпку для прогулок в карете, если у нас нет экипажа? Это просто верх нелепости.
– Просто такую шляпку следует надевать для дневной прогулки вместо… Не обращайте внимания. Вам лучше пойти совсем без нее. Разве что… – Он увлек меня в малую гостиную и подвел к комнатному застекленному террарию, в котором я выращивала фаленопсисы[26]. Приподняв крышку, он безжалостно сорвал один из них.
– Но это… это мои орхидеи! Я была бы чрезвычайно вам признательна, если бы вы не утруждали себя заботой о вещах, кои… кои вас совершенно не касаются! – Я выращивала их несколько месяцев, чтобы иметь живой образец, с которого можно было бы рисовать иллюстрации с натуры. Но, пожалуй, теперь это уже не имеет большого значения, раз уж мне вообще не доведется более рисовать ничего и никогда.
А он бесцеремонно воткнул цветок мне в волосы над ухом:
– Как мы с вами договорились, мисс Уитерсби, это я вам помогаю, причем во всем.
Преимущество цветка над шляпкой заключалось в том, что он был намного легче. Но даже при этом я не могла заставить себя простить мистера Тримбла за то, что он погубил мою орхидею.
В пути на званый ужин адмирал, что называется, накручивал себя, пока не впал в состояние угрюмого беспокойства. Как правило, это предшествовало рассуждениям о политике империи в общем или политике правительства в частности, которую он полагал ошибочной. Но, когда мы свернули с дороги на подъездную аллею, он вдруг сделал весьма неожиданное заявление:
– В высшем свете есть одно правило, которое мы называем золотым, моя дорогая. Веди себя с другими так, как ты хотела бы, чтобы они вели себя с тобой.
Всего одно? Я почувствовала, как уходит охватившее меня напряжение.
– Я постараюсь иметь это в виду.
Нас встретил ливрейный лакей, и меня провели в комнату, где я могла бы оставить свою мантилью. Вспомнив о том, как отозвался о пятне на моем платье мистер Тримбл, я решила оставить накидку при себе. Но слуга не понял моих желаний, вследствие чего воспоследовала недолгая борьба за мантилью, из которой, впрочем, я вышла победительницей.
После того как я присоединилась к адмиралу, нас пригласили подняться по лестнице и вскоре мы оказались у распахнутых дверей в залу. По обеим сторонам большой комнаты тянулись окна, украшенные вычурными красными портьерами. Они были раздвинуты и перехвачены толстыми золотыми шнурами с кисточками на концах. С кессонного потолка[27] свисали три люстры, в которых горело никак не меньше сотни свечей. Комната