дядя, моргая, смотрел на меня, потом устремил взгляд в землю и стал нелепо перебирать пальцами. Было ясно, что он лишился дара речи.
– Полно, – сказал я. – Вам надо думать о других. Пойдемте со мной на холм, поглядите на этот корабль.
Он послушался, не ответив ни словом, ни взглядом, и медленно поплелся следом за мной. Его тело словно утратило гибкость, и он тяжело взбирался на камни, вместо того чтобы перепрыгивать с одного на другой, как он это делал раньше. Я нетерпеливо его окликал, но это не заставило его поторопиться. Ответил он мне только раз – тоскливо, словно испытывая физическую боль:
– Ладно, ладно, я иду.
К тому времени, когда мы добрались до вершины, я уже не испытывал к нему ничего, кроме жалости. Если преступление было чудовищным, то и кара была соразмерной. Наконец мы поднялись на гребень холма и смогли оглядеться. Повсюду взгляд встречал только бурный сумрак – последний проблеск солнца исчез, поднялся ветер, правда, еще не сильный, но неровный и часто меняющий направление; дождь, впрочем, перестал. Хотя прошло совсем немного времени, волны вздымались гораздо выше, чем когда я стоял здесь в последний раз. Они уже перехлестывали через рифы и громко стонали в подводных пещерах Ароса. Я не сразу нашел взглядом шхуну.
– Вон она. – Ее новое местоположение и курс, которым она шла, удивили меня. – Неужто они хотят выйти в открытое море? – воскликнул я.
– Именно это они и хотят, – ответил дядя, словно с радостью.
В этот миг шхуна повернула, легла на новый галс, и я получил исчерпывающий ответ на свой вопрос: чужестранцы, заметив приближение бури, решили выйти на океанский простор, но ветер, который грозил вот-вот обрушиться на эти усеянные рифами воды, и мощное противное течение обещали им на этом пути верную смерть.
– Господи! – воскликнул я. – Они погибли!
– Да, – подхватил дядя, – все, все погибли. Им бы укрыться за Кайл-Дона, а так им не спастись, будь у них лоцман хоть сам дьявол. А знаешь, – продолжал он, дернув меня за рукав, – хорошая будет ночка для кораблекрушения! Два за год! Ну и спляшут же сегодня Веселые Молодцы!
Я поглядел на него, и впервые во мне зародилось подозрение, что он лишился рассудка. Он поглядывал на меня, словно ожидая сочувствия, с робкой радостью в глазах. Новая грозящая катастрофа уже изгладила из его памяти все, что произошло между нами.
– Если бы только я мог успеть, – воскликнул я в негодовании, – то взял бы ялик и попробовал их догнать, чтобы предупредить!
– Ни-ни-ни, – возразил он, – и думать не смей вмешиваться. Тут тебе делать нечего. Это его, – тут он сдернул с головы шапку, – его воля. Ну до чего же хорошая будет ночка!
В мою душу закрался страх, и, напомнив дяде, что я еще не обедал, я позвал его домой. Напрасно! Он не пожелал покинуть свой наблюдательный пост.
– Я должен видеть, как творится его воля, Чарли, – объяснил он и добавил, когда шхуна легла на новый галс: – А они с ней хорошо управляются! Куда там «Христос-Анне»!..
Люди на борту шхуны,