вы это сделали? – спросил Вольф сдавленно.
– Проснулся утром. Солнышко светит, воскресенье на дворе. Благодать! Вот я и подумал: почему люди живут неправильно? Почему звезды ходят по правильным орбитам, а люди петляют и кружат? Как им помочь осознать, что каждый человек будто звезда – не песчинка в пустыне, а галактический объект?
– И помог, зануда, – злился Колобов.
– Но отчего вы не ограничились своим другом? – беспокоился Вольф. – Отчего набросились на меня?
– Это чистая случайность. Вдохновение какое-то нашло… На вашем месте мог оказаться кто угодно.
– Дед, – застонал Колобов. – Что ты за зверь такой? Я же тебе поверил. Я же новую жизнь решил начать. Ты мне всю душу вывернул своим телевизором. Я думал – с понедельника за ум возьмусь, тематику разгребу, с диссертации пыль сдую! А ты меня – под дых… Да я же сейчас пьян напьюсь, Верочку Лисичук соблазню и совращу, еще что-нибудь сотворю, только бы изнутри не взорваться!
– Что и говорить, – зло произнес Вольф. – Мало того, что ложь безнравственна сама по себе. Так вы еще взяли на себя право судить, кому и как жить! Откуда вам знать, что правильно, а что нет? Вы сами лишены твердых нравственных принципов! Я по вашей милости сегодня подрался!
– Это любопытно, – холодно сказал Дедушев. – Надеюсь, вы никогда больше так не поступите. Это вредно для вашего галстука.
Он вдруг с ожесточением стукнул кулаком по колену.
– Господи! Почему вы не можете без подпорок? Почему вам все время нужны то десять заповедей, то моральные кодексы, то звездные сказки, чтобы оставаться людьми?! Ладно, братцы, – мигом погас он. – Пора давать занавес. Живите как умеете.
Дедушев с треском отклеился от скамьи, подхватил мертвый уже кинескоп и побрел куда-то за деревья, в светлый июньский вечер. Колобов и Вольф молча смотрели ему вслед в разлинованную зелеными полосами спину.
– Дед никогда прежде не курил, – наконец промолвил Колобов. – И не врал. А теперь врет напропалую. Отчего бы?
– А как он загнал видеопроигрыватель в батарейку? – кивнул Вольф. – Процессор… память… Что-то здесь нечисто.
– Конечно, – согласился Колобов. Он с тоской посмотрел в потемневшее небо. – Кажется, дождь собирается, как говаривал поросенок Пятачок… Жаль, что все так обернулось. Спокойной ночи, Олег Олегович.
– До завтра, – ответил Вольф. Помявшись, добавил: – Заходите как-нибудь… в гости.
– Да? – Колобов изумленно улыбнулся. – И о чем же мы с вами станем беседовать?
– Не знаю, – честно сказал Вольф.
– И я тоже, – проговорил Колобов.
В квартире было сумрачно и пусто. Воняло какой-то кислой дрянью. «Хлев, – подумал Колобов с ненавистью. – Авгиевы конюшни. Как в пьесе у Дюрренматта: действие разворачивается на сцене, заваленной говном. Минуло пол-воскресенья, потом еще столько же, и ничего не изменилось». Принюхиваясь, он прошелся по квартире. Разило из мусорного ведра. Уезжая, Циля настрого наказала освобождать