Страх вонзился в мозг, точно клюв прожорливой чайки – мертв! Мертв и погребен на дне морском! Пока тьма толкала мою сопротивляющуюся душу в пропасть, вокруг поднялся ужасный грохот – громче, громче, громче. И, когда тени почти утащили меня, я понял, что звук, раздающийся у меня в ушах, – это трепет моего собственного сердца и я еще не сдался на милость могильных червей.
Но ужас не отступил: я, очевидно из-за какой-то чудовищной ошибки, был погребен заживо. Родившийся в груди вопль не мог найти выхода, пока я сражался с каталептическим оцепенением, сковавшим меня, так как сам воздух превратился в пыль – зловещая мысль, поселившаяся у меня в сознании. А что, если не было никакой ошибки? Что, если это убийство? Движимый нечеловеческой энергией, я выпрямился и охнул от окружавшего меня подобия жизни. Глаза медленно привыкали к полумраку, и я увидел, что запутался в простынях, промокших насквозь от моего собственного пота. Комната, где я находился, пребывала в полном беспорядке, на ночном столике теснились бутылки. Постепенно я узнал каюту, которую занимал на борту судна, направляющегося в Лондон. Лихорадка, естественная или воображаемая, свалила меня, и я понятия не имел, как долго пробыл здесь взаперти. Выпутавшись из простыней, я спустил ноги на пол, а когда встал, видение испарилось, словно масло с раскаленной сковороды.
Когда я проснулся снова, то лежал лицом на прохладной столешнице, окруженный листами бумаги. Страх немедленно охватил меня снова – письма из шкатулки красного дерева! Неужели кто-то вломился в мою каюту? Я поднес к глазам ближайший лист и, когда зрение прояснилось, успокоился. Он не принадлежал к той странной переписке, которая послужила причиной моего путешествия в Лондон. Бумага оказалась новая, почерк скачущий, чернила разбрызганы и смазаны чьей-то небрежной рукой. Шатаясь, я добрался до кувшина на умывальнике, моля бога, чтобы там осталась вода, сколь угодно затхлая, иначе мне конец. К счастью, в кувшине обнаружился чистейший эликсир, который я немедленно и проглотил, не заботясь о том, что жидкость могла быть отравлена или набрана прямо из моря: глотка моя так же воспалилась от жажды, как ум – от пережитого кошмара. Когда кувшин опустел, я рухнул обратно на кровать и огляделся вокруг более внимательно. Каюта выглядела точно логово сумасшедшего – мое имущество было раскидано по полу, одежда истоптана и перепачкана. Я обратил свой взор на батарею бутылок – определенно, они и стали причиной того, что я видел вокруг – и, почувствовав настоятельную необходимость в успокоении, дотянулся трясущейся рукой до ближайшей из них. Это оказалась большая бутыль того рома, что больше всего любят самые матерые морские волки, и в ней оставалось всего на палец содержимого. Рядом стоял ее поверженный двойник – опустевшая бутыль настойки опия и пустой аптечный пузырек без этикетки. Когда я поднес бутыль с ромом к губам, от его густого запаха мой желудок забурлил, словно волны, терзавшие меня качкой, и я проклял демона, который в очередной раз взял меня под свою опеку.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я, скорчившись,