заболтал.
– Ладно, не кипятись. Когда я проходил русскими землями, это как раз после встречи с Великим Ханом. Один шёл, – пояснил Ирбис, – ну и налетел я на русских погранцов. Ну, не совсем наших, а тогдашних… Как-то их в то время звали…
– Порубежниками их чаще всего звали, – нетерпеливо подсказал Бирюк. – Дальше рассказывай, не растекайся мыслью по древу.
– Привели меня к какой-то крупной их шишке. Как я понял, что-то типа Главного Воеводы или, что-то в этом роде. Ну, он меня так лениво стал расспрашивать – чего это я с той стороны иду, с какой целью и так далее… Ну, делать нечего, я свою историю ему излагаю. Стараюсь, чтоб понятнее изъясняться, хотя тамошний русский язык, от нашего мало чем отличается.
Ну, так вот. Рассказал я ему свою одиссею и жду – какая реакция будет? А он, представь себе, заинтересовался и давай меня расспрашивать. Ты профессионалам разведки когда-нибудь в руки попадал?
– Бог миловал. Только на учениях. Но ты прав, впечатляет.
– Так вот, когда, уже спустя много лет я к разведчикам на допрос угодил, сразу этого Барса вспомнил. Им, правда, до него, как до Пекина раком…
– Барса?
– Ага, этого мужика Барсом звали! Он ещё усмехнулся, когда я ему представился. Улыбнулся так иезуитски – Ирбис, говоришь? Это снежный барс, стало быть? Получается, мы с тобой тёзки, я тоже Барсом зовусь. И когда он меня стал допрашивать, всё вытащил – и где я живу и в каком году по нашему календарю к ним угодил и ещё много всего. У меня странное впечатление сложилось, что для него эти названия много значили.
Но спрашивать я не рискнул. Он своим порубежникам приказал меня накормить и на ночлег устроить. А утром меня проводили и отпустили. Вот когда я их за гостеприимство поблагодарил, он мне и подарил эту пушку. «Возьми, говорит, тёзка, дорога у тебя впереди трудная».
– Представляю твоё лицо, когда ты, в руках древнего росича пистолет увидел.
– Да, наверное, лицо было то ещё. Он-то мне и сказал, что пули из мифрила и что нечисти от него спасения нет. О! Слышишь?
– Слышу. Наши коллеги едут.
Далёкое гудение моторов приблизилось, фары мазнули по стене и погасли. Спустя пару секунд мягко хлопнула дверца и во двор вошёл Чарли. На его тёмном лице беззаботно сверкала белозубая улыбка.
– Виски пьёте?
– Обижаешь, чистейший армянский коньяк. Налить? Или ты мусульманин?
– Какая разница? – махнул он рукой. – Впрочем, я язычник. Как всякий уважающий себя чернокожий.
Он с удовольствием отхлебнул глоток, зажмурился, как кот. Потом открыл глаза.
– Нечем вас порадовать, господа.
– В смысле? Есть новости? – «сделал стойку» Ирбис.
– Есть, – менде сделал ещё глоточек, поставил стопку на стол и достав сигареты, закурил. – Две… и обе плохие. Оборотень, которого вы ухлопали, оказался европейцем. Не удивились. Успели разглядеть?
– Да, – сумрачно кивнул Бирюк. – По крайней мере, белым. А что показало вскрытие?
– Тут уж извините, господа, –