рёбра торчат… а плоская-то, ой! в толщину ученической тетрадки!
Увидели люди добрые горемычную животину – до слёз жалко стало, решили накормить. Стали подманивать, а она к ним ни в какую, так как окромя зла от людей ничего более не видала. Тогда люди добрые бросились её ловить. А животина – полундра! – подсобрав последние силёнки, от страха так сиганула, что аж земля, мёрзлая, из-под ног брызгами.
Но люди были умны и чёткими, собранными действиями загнали её в тупик. Схватили, да схватили так, что оторвали напрочь ноги да переломали рёбра, и хотели было уже кормить. Но горемычная крепко держит пасть!
Тут появился инструмент – железный, изогнутый, очень удобный. Пасть-то, конечно, при помощи инструмента открыли, но опять же начисто лишили зубов, языка и челюсти.
И, дивясь такой небывалой собачьей тупости и умиляясь своей доброте и щедрости, люди торжественно впихнули в животину бревно колбасы да сало кусок с бычью голову, и ещё кость в придачу, ростом с руль велосипеда, поднатужившись, затолкали.
«Кажись, издыхаю, наконец-то, – думала горемычная. – Ух, изверги, мучители!» И отдала Богу душу.
Поражённые внезапной кончине, люди добрые почтили память снятием шапок и разбрелись по домам с гордым чувством выполненного долга.
Бытие
Было небо, горело солнце, и были белые облака, похожие на горы, и были снежные горы, похожие на облака. По дороге шёл человек и радостно пел, лицо его светилось счастием. Внезапно песнь оборвалась: у дороги, на дереве, в петле, корчась в судорогах, висел какой-то несчастный. На миг остолбенев от ужаса, счастливый дико закричал и, выхватив из-за пояса кинжал, бросился к дереву, перерезал верёвку, положил висельника наземь, освободил горло от петли и стал как сумасшедший бить его по щекам, то трясти, а то грозил неизвестно кому кулаком, выкрикивая страшные проклятия.
Послышался стон; висельник заворочался и попытался приподняться…
Скоро он совсем пришёл в себя. Они молча глядели друг на друга.
Висельник сказал:
– Ты зачем мне помешал? Кто тебя просил?
На него, несчастного, спаситель долго глядел и, возмутившись в душе, закричал:
– Глупый, дурной человек, что творишь! Оглянись вокруг, как прекрасен этот мир: горы, небо! Гляди, как цветёт долина! Живи и радуйся! А ты… – Он, в волнении, быстро ходил взад и вперёд. – Ая-яй, какой дурной. – И всё удивлённо глядел и глядел на висельника, пожимал плечами и говорил: – Не понимаю, совсем не понимаю.
А висельник глазами полными тоски, отчаяния и страха глядел на ослепительные горы, глядел на этого человека, обладающего такой удивительной силой жизни, и неотступная, убийственная мысль терзала его: «Зачем всё это? Зачем, для чего – горы, небо, солнце, а люди? Как можно радоваться жизни и быть счастливым человеком, когда ожидает один конец – смерть, о которой помнишь каждый час, каждую минуту. Ждать и мучиться!»
И если бы вдруг так случилось сейчас, что горы рассыпались, а небо сделалось