молодой человек, – ответила она, подумав.
В ее голосе была легкая ирония.
С каждой встречей Мах все больше привыкал к ней, все труднее переносил дни между встречами. Теперь регулярно три раза в неделю он провожал ее домой после репетиций, кончавшихся в десять вечера. Несомненно, она общалась с ним приветливо, но так, что трудно понять, на чем основано такое отношение.
Перед Новым годом он взял предложенный в группе билет на студенческий вечер все в том же дворце, где состоялось их знакомство, и пригласил Юлю. В назначенное время заехал к ней, и они отправились на праздник. Танцевали три часа с маленькими перерывами. Он скоро выдохся, а Юля весь вечер чувствовала себя в своей тарелке. Танцевать было ее страстью.
– Послушай, зачем я тебе нужна? – спросила она в разгар танцев. – Найди себе девочку стройную, симпатичную.
Мах испугался, что сейчас все кончится. Надо было во что бы то ни стало спасти положение. Кто-то подсказал ему ответ:
– Учится плавать лучше всего на глубине.
– Это первая фраза за сегодняшний вечер, которая выше среднего уровня, – похвалила Юля.
– А остальные? – решил спросить уязвленный Мах, почувствовав, что опасность миновала.
– Остальные – на среднем.
В автобусе после танцев он пересказал ей собственный перевод модной песни «Миссис Вандербильт». Она неожиданно призналась:
– Знаешь, с тобой интересно.
Мах был тронут.
Новый год отмечали вместе у Юлиной подруги в студенческом общежитии за городом. Всю ночь с двенадцати часов танцевали и ходили в гости. Наедине были мало. Было слишком много шума и Юлиных знакомых. Но он был счастлив.
Утром она проводила его до порога, помахала платочком с заснеженных ступенек, немного бледная после бессонной ночи, и осталась у подруги отсыпаться и считать курсовой.
Однажды вечером он пошел к Юле, чтобы повидать ее и пригласить погулять, либо сходить в кино. Она сказала, что только что пришла домой и что завтра у нее экзамен. Его пригласили раздеться, а он не отказался и просидел у нее в комнате до десяти часов, с упоением слушая ее разумные речи, пока не взглянул случайно на часы.
Он расспрашивал ее об ансамбле и говорил, что с тех пор, как знает ее, стал интересоваться художественной самодеятельностью, на что она сказала, смеясь:
– Художественная самодеятельность польщена вниманием такого серьезного человека.
Он неотрывно смотрел на нее, наслаждаясь музыкой ее голоса и лица. Они сидели рядом на диване, который ночью служил для сна, ее непостижимого, таинственного, юного сна.
В комнате одно окно, которое выходило на шоссе, освещенное тусклым светом фонарей и фар редко проезжающих автомобилей. Вдали на холме рассыпаны огоньки соседнего селения. Этот ландшафт окраины она видела каждый день, утром и вечером ее взгляд скользил по этим полям и перелескам.