что боюсь, если она будет у меня, я непременно ее съем, так как очень люблю этот запах.
Хотя Шэнли, действительно, был хорошим преподавателем, не только помогал мне, но и давал частные уроки поступающим, через несколько дней, я решила, что все же буду танцевать на конкурсе. Мне очень полюбились наши вечерние уроки, и я не стала говорить своему преподавателю о том, что уже выучила танец и даже нашла костюм, уверяя его, что на конкурсе буду рисовать хризантемы.
Видите, это ключевой момент – плохие мысли завелись в ее голове. Она привязалась, дело даже не в том, что в ее гороскопе, как потом ей скажет старый китаец, «много земли, и нужно учиться отпускать». Дело в том, что на тот момент ее знаний было недостаточно. Хотя я всеми силами старался спрятать ее здесь, далеко от большого мира, за могущественной горой Тайшань, недалеко от сильной энергии Желтого моря, но где люди – там и страсти. Глупо было бы давить на нее, когда сам вложил недостаточно труда.
Со временем я заметила, что веселый мой преподаватель только с виду, и у него свои тревоги и переживания, связанные, как это чаще всего бывает в таком возрасте, с дамой сердца: «Родители ее не знают, что мы встречаемся, – как-то разоткровенничался он со мной, – если бы знали, то заставили бы нас расстаться. В Китае это обычная история. Возможно, причина в том, что мы из разных мест. Для русских, это недалеко, но для китайцев это расстояние считается приличным. К тому же, она сказала, что не выйдет за меня, пока я не обзаведусь квартирой, машиной и стабильной работой. Терпеть лишения и страдать, как мы говорим „чши ку“ – „кушать горькое“, ей не по плечу. Вместе вставать на ноги и зарабатывать она не согласна».
По его расчетам, они смогли бы пожениться через семь лет, после того, как он поступит в аспирантуру, докторантуру, заработает. Его родители были простыми китайскими работягами – устраивались на работу то тут, то там, чтобы было на что жить, брат и сестра в университет не поступили, поэтому тоже работали, и все надежды семьи возлагались на Шэнли, а он решил посвятить свою жизнь каллиграфии – не самое прибыльное дело, даже в Китае. Слушая его, я отчетливо понимала, что его планы не так уж и реалистичны.
«Кроме того, моя подруга считает меня некрасивым, да и рост у меня не особо высокий. Я теперь изучаю, чем нужно питаться, чтобы подрасти». Рассуждения моего учителя и, конечно, его вредной подруги, мне казались до невозможности инфантильными.
В тот вечер я убеждала его, что у них обязательно все будет хорошо. Но, вернувшись домой, легла спать и расплакалась, стыдно сказать, от зависти. Я почувствовала себя одинокой. Они были вдвоем, строили планы, думали, как справляться с предстоящими трудностями.
***
С тех пор спокойствие, необходимое для занятий чуть ли не любым видом китайского искусства, покинуло меня, мысли роились и рассыпались, перепутываясь между собой: «На полу разбросаны листки с каллиграфией, на столе печати, маленькие ножички,