чем на пару шагов.
Учитель сжался. Ему показалось, что ступня становится горячей-горячей, как будто это он ударил булыжник. Он уже видел, как сын Димы и Джины падает, хватается за ногу, и послеполуденную тишину разрывает его истошный вопль. У Павла даже успел появиться вопрос: как теперь поведут себя родители мальчика? Исчезнет ли их механическая размеренность в движениях? Как вообще выглядят их лица в момент паники?
Ничего этого Павел не узнал – он ничего не услышал.
Мальчишка не закричал. Не взвыл. Не заплакал. Он подбежал к мячу, снова схватил его. При этом он ковылял – его нога была сломана. Он был в шортах и сандалиях на босу ногу, и Павел не мог ошибиться. Футболка у Павла прилипла к спине, он почувствовал головокружение, как при солнечном ударе.
Казалось, это было галлюцинацией – мальчик, сломавший ногу о булыжник, но продолжавший играть. Боль, которую он должен был почувствовать, не смог бы игнорировать даже взрослый человек. И после такой травмы нереально даже ходить, не то, что бегать.
Мальчишка чуть присел, готовый подкинуть мяч вверх, но в этот момент замер, глядя куда-то в сторону. Он напоминал ребенка, услыхавшего, как его зовет мать.
Потом он побежал, огибая угол здания, к тротуару. Он по-прежнему жутко хромал.
Павел вяло, неуклюже вернулся к фасаду магазина.
Серый «Фольксваген» уже разворачивался, выезжая на Центральную улицу. Мальчик, только что сломавший ногу, спокойно сидел на заднем сидении рядом с сестрой.
В машине не было ни единого признака, что родители обеспокоены тем, что случилось с их ребенком.
Учитель остановился и смотрел на машину, пока она не скрылась за поворотом. Его состояние напоминало необъяснимый транс. Когда звук двигателя растворился, Павел очнулся. Он огляделся и заметил, что продавщица стоит у входа в магазин.
Павел вздрогнул, словно его застали за подглядыванием, медленно пошел вдоль фасада, сближаясь с продавщицей. Та, не глядя на него, сказала:
– Я бы не расстроилась, если бы они перестали приезжать в мой магазин.
Павел остановился. Внезапно он почувствовал потребность все рассказать. Все, даже о приезде этих семей в поселок. Говорить, говорить, только бы вернуть прежнее нормальное состояние. Возможно, он хотел, чтобы его убедили в том, что ему померещился удар мальчика по булыжнику.
Конечно, он ничего не рассказал, только спросил:
– Григорьевна, скажите, пожалуйста. Вы слышали, как они звали мальчика?
Продавщица покосилась на него.
– Нет. А почему ты спрашиваешь?
Павел пожал плечами, отвел взгляд.
– Да так…
Он попрощался, пошел вдоль Центральной улицы.
2. Подозрения
Павел, поворачивавший с шоссе на Тополиную, услышал звук приближавшегося автомобиля и оглянулся.
Это был «уазик» участкового.
Что за наваждение, подумал Павел, отходя на обочину и останавливаясь. Всего полчаса назад он подумывал, не встретиться ли