а со страхом перед сторонниками Панду. В оправдание слепого царя можно сказать, что инициатором интриги выступает не он, а Дурьйодхана. Кроме того, мы не можем исключить, что и угрызения совести Дхритараштру гложут, но, пытаясь отговорить сына от ужасного замысла, вслух он апеллирует только к политическим рискам, так как говорить об этике с Дурьйодханой бесполезно. План Дурьйодханы подкупает своей убедительностью (Мбх I, 130, 8-11): «…Необходимо всех подданных привлечь выгодами и знаками внимания… Казна и советники находятся теперь в моём распоряжении, о владыка земли! Ты должен под благовидным предлогом немедленно выслать Пандавов в город Вaранавату. Когда же царство будет подвластно мне, о царь, тогда Кунти вместе с сыновьями вновь возвратится сюда…» В этой сцене проявляется двойственность характера Дхритараштры. Если Дурьйодхана ради трона готов на любую подлость, то слепого царя мучают остатки стыда, о чём он сообщает более решительному сыну (Мбх I, 130, 12): «О Дурьйодхана, это же самое и у меня на сердце, но из-за порочности этого желания я не могу исполнить его». Далее окончательно запутавшийся царь сбивается с этики на прагматику (Мбх I, 130, 13): «Ни Бхишма, ни Кшаттри» (Видура – А. И.), «ни Гаутама» (наставник принцев брахман-воитель Крипа – А. И.) «не согласятся никогда на изгнание Пандавов». Дхритараштра продолжает искать доводы, чтобы отговорить властолюбивого сына от скверной затеи (Мбх I, 130, 15): «Если мы так поступим с (Пандавами), о сын, то разве мы не заслужим смерти от Кауравов и от тех благородных (героев), и от всего народа?» Не будем слишком строги к Дхритараштре. Оказывается, эпический отец нередко взывает не к совести необузданного отпрыска, но грозит ему возможной местью обиженных. Когда сыновья Иакова коварно нарушают договор и вырезают мужское население целого ханаанейского городка, праведный Иаков гневно упрекает их не за нечестие, а за то, что они подвергли своё племя опасности: «…Вы возмутили меня, сделав меня ненавистным для [всех] жителей сей земли… У меня людей мало; соберутся против меня, поразят меня, и истреблён буду я и дом мой» (Быт 34, 30).
Вернёмся от дома Израиля к дому Куру. Надо отметить, что свои аргументы Дхритараштра произносит несколько вяло и просительно, тогда как речь Дурьйодханы полна силы и страсти. Он возражает, что Пандавы не пользуются серьёзной поддержкой при дворе, а исчерпав логические доводы, апеллирует к чадолюбию отца (Мбх I, 130, 20): «Не разжигай же этим делом ужасного огня скорби, возникшего в моём сердце! Он лишает сна и действует мучительно, как (острие) дротика».
Не желая обрекать своего любимца на такие страдания, Дхритараштра наконец одобряет план Дурьйодханы и даже принимает в его исполнении деятельное участие, веля своим советникам распускать слухи о прекрасном городе Вaранавате. Пандавы должны поверить слухам и отправиться туда c ознакомительно-развлекательным визитом. Разумеется, без санкции своего опекуна-дяди уехать из столицы Пандавы не могут. В этот момент Дхритараштра, возможно, ещё не осведомлён о секретной части