совет послать войска, чтобы захватить этого слона. Но повелитель отказался от этой
дорогостоящей затеи
как от неподобающей государю, который ведёт политику умеренности, и, между прочим, сказал
«Какой нам прок в этом слоне—уродце?»
Звали того слона
Фуем—Шуем
ЧАСТЬ 1. СЕМЬЯ ПОЛИЕВКТОВЫХ
Обычные новости из Нью-Джорска
– Сказка – не ложь. В ней не намёк, а живой воды правда.
– Позвольте с Вами согласиться! – прошептал Кощей Бессмертный, вытаскивая из ребер пулю 32 калибра.
– Девятого! – поправила Баба Яга.
– По эрекции не скажешь, – радостно взвыл Кощей.
Конец октября одна тысяча девятьсот восьмого года.
Сезон в этом году не удался. Дождит и дождит без передышки. По ночам несметными полчищами роятся белые мухи. Безоружные, несчастные, но смелые – у них только один способ борьбы: они застилают своими хрупкими телами вражескую территорию. А с утра хиреют войска, мельчают числом, и позорно ретируются, оставляя на память о себе только мокрые намеки.
То слякоть, то замерзшие лужицы во дворе, за воротами. Черт возьми: никакого комфорта!
В день рождения Михейши, как назло, или, напротив, в его честь, началась то ли пятиминутная и плотная бомбардировка, то ли салют: с неба посыпалась дробь прозрачных шаров. Все шарики абсолютно одинаковые, будто перед самым обстрелом просеяны были через дуршлаг. Отверстия военного ситечка – диаметром с треть голубиного яйца.
Град отбарабанил по крыше ледяную шифровку в стиле морзе, считай конспиративное поздравление. Он заставил дрожать крышную жесть, загнал в хлева живность и начисто – будто во дворе поработал челюстями голодный железный крот – почикал жухлую траву.
В центре двора образовалась воронка глубиной в полтора шестидесятиспичечного коробка, диаметром на все сто двадцать. На дне воронки лежит неразорвавшаяся ледяная Царь—Град—Мина размером в антоновку.
Михейша с остатками зевоты вышел на крыльцо и тут же обнаружил непорядок. Не особенно долго заморачиваясь оригинальностью мыслью, он бросил портфель на ступени. Подобно матросу Кошке в секунду подобрал Царя—Град—Мину. Чуть прицелясь, фуганул Царем под карниз.
Словно редкие зубы опрометчиво залезшей на погодный ринг Старухи—зимы и тут же поверженной изворотливым нокдауном, посыпались из нее сосульки.
Небо потемнело, и затрясся осенний воздух.
То молниеносно выпорхнула из—под кобылок1 и застучала будто окостеневшими лопастями недовольная стаищща продрогших за ночь и толком не выспавшихся тварей. То ли мыши, то ли белки—летяги, то ли без определенного места жительства чертенята – сразу не понять.
От неожиданности переклинило Михейшу. Он вздернул плечи, и по самую маковку вжал голову в воротник, зажмурил от страха глаза.
Стая, между тем, расселась кто куда,