наши деньги?
– Тридцать семь тысяч, – равнодушно отвечает Маня.
Она ложится под одеяло. Вся жизнь словно ушла из ее лица.
– Но он, значит, рассчитывает, что ты получишь более выгодные условия?
– Да. За один год столько же…
– Вот я им все расскажу, и что ты в первую голову расплатишься с долгами. Ах, эта ненавистная Катька! И даже дядюшка не ушел от сплетен. В твой талант он верит… Но любви Марка оценить не может. Ты должна прислать мне все афиши, все отзывы о тебе, все рецензии о твоем дебюте… Бот я им это все кину в лицо… И если кто-нибудь после этого посмеет назвать тебя содержанкой… – хочет она сказать, но спохватывается, – я прерву с ним всякие сношения.
Маня долго молчит. Бьет три. Соня опять начинает дремать.
Вдруг прерывистый и тяжкий вздох, похожий на стон, доносится до Сони. Она открывает глаза.
– Маня… Плачешь?
– Нет… нет… Спи…
– О чем ты думаешь, Манечка? Неужели, неужели… не можешь забыть?
– Скажи мне одно, Соня… Знает он, что у меня есть ребенок?
– Да. Конечно, знает… Я писала ему.
Маня, безмолвная и белая как призрак, подымается на постели.
– Ты… писала? Когда?
– Вот, когда вы уехали в Венецию…
Маня поднимает руки к горлу. Соня опускает ресницы, чтобы не видеть ее взгляда. Любовь это? Или самолюбие? Почему она так страдает?
– Он мне ни слова не ответил. И я узнала только от дядюшки, что он уехал за границу. Весною он вернулся, а женился в октябре.
Маня молчит, поникнув головой, вся подавленная этим открытием.
– Вот видишь, как легко он утешился малым! Ему нужна самочка, как Катя, чувственная, глупенькая, покорная. Из нее он веревки будет вить. Воображаю, какая драма вышла бы, если б вы поженились тогда! Ты бы ушла через год. А еще хуже, если б осталась. Все погибло бы, и твой талант, и твоя красота. Все к лучшему, Манечка! Марк живет для тебя и тобою. А там ты жила бы Нелидовым. И все ценное в тебе умерло бы незаметно. Манечка, милая, прости! Может быть, жестоко с моей стороны говорить это тебе, но я все-таки скажу. Я это слышала от дядюшки. Нелидов уверен, что Ниночка дитя Штейнбаха.
Маня делает порывистое движение. Но сдерживается и ложится лицом в подушку.
– Не сердись, ради Бога! И забудь о Нелидове. Что он для тебя теперь? Все кончено. У него жена, своя жизнь. Он все о наследнике мечтает. Пусть думает, что это дочка Марка! Так даже лучше. Пусть думает, что ты сама вычеркнула его из своей жизни! И разве ты сейчас не самая счастливая женщина в мире?
Она долго ждет ответа.
Маня молчит.
Опять утро. Весеннее, радостное. Фрау Кеслер крепко обнимает Соню на прощанье. Консьержка привела фиакр и выносит за Соней чемодан. Сейчас они позавтракают у Марка, и он через два часа отвезет Соню на вокзал.
Завтрак оживленный. Дядя не выходит. И оттого еще непринужденнее звучит девичий смех.
Что такое с Маней? Лицо горит. Она выпила на прощанье бокал шампанского. Поминутно нервно смеется.
После кофе, когда подруги на минуту остаются вдвоем, Маня подходит к Соне