Мальнер! Я вижу, вы воспользовались моей рекомендацией. Где же ваша невестка?
Ульрика поздоровалась с земляком как с добрым товарищем, сильно тряхнув его руку, и указала на запертую дверь.
– Там, у доктора. Он выслушивает ее легкие, а меня просто-напросто вытолкал вон. Ваш хваленый доктор Вальтер не лучше других, несмотря на всю свою вежливость и любезность; как только с ним начинают говорить как с врачом, он становится грубияном. Все они одинаковы!
– Да, все одинаковы, – с улыбкой согласился Зоннек. – Но вы можете быть спокойны, доктор Вальтер пользуется большой известностью и считается авторитетом.
– Ах, отстаньте от меня с вашими авторитетами! – гневно крикнула Ульрика. – Довольно с меня и берлинского тайного советника. Если бы мой покойный Мартин узнал, что я шатаюсь с его вдовой по Африке, он трижды перевернулся бы в гробу!
– Должно быть, госпожа Мальнер вышла замуж очень молодой? – спросил Зоннек, садясь около разгневанной дамы.
– В семнадцать лет. Мы взяли ее в дом ребенком, бедной сиротой, потому что ее родители приходились нам дальними родственниками, а когда она подросла, мой брат вдруг вбил себе в голову женитьбу на ней. Я сначала не позволила.
– А вы, разумеется, имели решающий голос в доме, – заметил ее собеседник, почти не скрывая насмешки.
– Разумеется, Мартин ничего не делал без моего одобрения. Но он начал тосковать, потому что серьезнейшим образом влюбился в девочку, хотя у него давно уже были седые волосы. К тому же он все хворал, почти все управление имением было на моих руках, и я не могла быть еще и сиделкой. Поэтому я подумала-подумала да и решила, что, в конце концов, самое лучшее будет уступить.
– И молодая девушка согласилась?
– Согласилась? – повторила Ульрика с безмерным удивлением. – Полагаю, она на коленях благодарила Бога за великое счастье, которое Он послал ей, бедной сироте. Она просто растерялась, когда мы сказали ей, и расплакалась – от радости, разумеется. Впрочем, ей нелегко дались эти три года брака; мой покойный Мартин был не из терпеливых больных, и с ним приходилось день и ночь быть на ногах, а последний год она буквально не выходила из его комнаты. В общем, я ею довольна, она делала, что могла.
– А потом сама свалилась от переутомления?
В этом вопросе слышалось глубокое сострадание. Ульрика презрительно пожала плечами.
– Да. Где уж такому слабому существу выдержать подобное! Впрочем, она вовсе не так уж сильно была больна и скоро встала, только продолжала кашлять. И так она кашляла себе да кашляла, а потом явился этот великий авторитет, тайный советник, и началось несчастье, чистое несчастье, потому что нам пришлось ехать в Каир.
В последних словах слышались такой гнев и отчаяние, что Зоннек не мог сдержать улыбки.
– Кажется, вы смотрите на это, как на большую жертву со своей стороны, – заметил он. – Но вы ведь сами рассказывали, что Мартинсфельд – очень уединенное место, и вы почти лишены общества. Поэтому вам и особенно